Моя сводная сестра - Юлия Рябинина

Густые клубы пара вкупе с табачным дымом заполняют легкие. Глубоко вдыхаю через нос и задерживаю глоток спертого воздуха в себе.

Черт побери! Как же хочется вдохнуть вместо этой дряни горного свежего воздуха. Выехать на байке на горный серпантин и с бешеной скоростью взобраться наверх, и дышать… дышать… дышать…

— Давид, кажется, девочки пожаловали.

Лениво потираю глаза подушечками пальцев, убирая туманную пелену, чуть приоткрываю. Щели достаточно, чтобы окинуть стайку полуголых девиц, которых Анатолий нам грозился доставить еще полтора часа назад.

— Ага, — бурчу под нос.

После расслабляющего массажа и профессионального минета трахать проституток мне перехотелось.

— Артур, — обращаюсь к компаньону, — я мимо. Эти девки уже лишние. Толик припозднился немного.

Раскидываюсь на мягком диване. Вытягиваю вперед ноги и закрываю глаза.

— Ну, так я себе пару девочек отберу, Давид?! — слышу приглушенный голос Артура.

— Конечно, отбери, Ар, — киваю ему, — и распорядись, чтобы мне комнату подготовили. Сегодня слишком много дел решили, а завтра еще к отцу ехать.

— Разговаривать, скорее всего, придется с твоим братом, Давид. Мне отчего-то кажется, что Георгий Гурамович и не слышал о том, что замутил Николоз.

— Я надеюсь на это, — вопросы про брата всегда для меня были щекотливой темой, и просто так переливать из пустого в порожнее я не любил, даже с Артуром.

Одним резким движением встаю с дивана.

— Пойду освежусь, Артур. А ты насчет номера подсуетись и… — оглядываю девочек, которые до сих пор толпятся у входа, — …и эту пусть отведут туда, — пальцем указываю на ту, что стоит ближе к двери, — и пусть хорошо помоется.

***

Открываю дверь, прохожу вглубь небольшой комнаты.

— Сколько тебе лет? — задаю вопрос девке, которая, кажется, даже никак не отреагировала на мое появление.

— Девят…двадцать, — тянет она, и я понимаю по ее голосу, что она под кайфом.

— Давно работаешь? — сбрасываю с себя одежду полностью и сажусь в кресло, что стоит в дальнем углу.

Бассейн освежил, и мне вдруг захотелось бурного продолжения вечера. Да и девочек русских давно уже не трахал, а особенно таких молоденьких, как эта. Хотя, пусть с виду она и юна, только вот больше чем уверен, дырки ее разработаны все как надо.

— Ты молчишь? — выгибаю бровь и одновременно чувствую, как в груди загорается злость.

Неповиновение. Единственное, чего я не приемлю, так это неповиновение. У меня на него аллергия.

— Простите, что? — лепечет она, чуть разжимая губы.

— Ты вымылась перед тем, как села на кровать?

— Отпустите меня, — вдруг ее взгляд приобретает ясность, и она вперивает в меня свои черные, почти без радужки, глаза.

Секунда… две… и меня начинает душить смех.

— Что? Что я такого смешного сказала? — девчонка неожиданно подскакивает ко мне так близко, что я могу рассмотреть каждую маленькую веснушку на ее курносом носу.

— А теперь… отошла ровно туда, где стояла, — резко обрываю смех и цежу сквозь зубы.

— Что?! Да вы… Да ты знаешь, кто мой отец? Он тебя на ленточки порежет и в каждую завернет кусочки твоей вонючей плоти…

Она не договаривает, потому что хватаю ее лицо в ладонь и с силой толкаю девку к кровати.

— Ты совсем страх потеряла, потаскушка? — встаю на ноги и подхожу к ней, возвышаясь над ее миниатюрной фигуркой в полные сто восемьдесят девять сантиметров.

— Если ты меня тронешь хоть пальцем, — шипит она, потирая ушибленное место, — ты об этом пожалеешь. Я клянусь, пожалеешь!

— На колени.

— Что? — лупит она на меня свои черные глазищи, которые закрывают практически пол-лица.

— Слушай сюда, я с тобой возиться не намерен. За тебя заплачено, и раз ты оказалась среди девушек-проституток, то вывод напрашивается сам собой. Я не знаю, как в вашей стране наказывается за отказ клиенту, но я тебе могу рассказать, как за это наказывают девочек у нас, — склоняюсь над ней и хватаю ее за волосы на макушке, дергаю вверх.