Я умирала. В свои неполные тридцать лет я лежала на кровати, корчась от боли в предсмертной агонии. Боль была невыносимой, а зрелище – ужасным.
Скорая опаздывала, вокруг меня всё пропиталось кровью. Кровь буквально била фонтаном через разорванное лёгкое при каждом выдохе.
В меня выстрелили прямо на лестничной площадке, у моей двери. Был обычный вечер и я возвращалась с работы. Возможно, это был грабитель, я не знаю.
Мой муж рядом, весь в моей крови. Он что-то кричит, бьётся в истерике. Мне всё равно. Я хочу только, чтобы ушла боль! О, Боже мой, как мне плохо! Но боли уже нет, точнее, нет физической боли.
Моему теперешнему состоянию трудно дать определение человеческим языком. Как будто бы я хочу откуда-то вырваться, а меня крепко стянули, связали и не пускают. Моё сознание бунтует, куда-то стремится. И вот уже всё прошло. Я умерла и ожила.
Не знаю, сколько времени длилось состояние полного покоя, но неожиданно возникшая картина заставила меня дёрнуться, отчего я по непонятной причине оказалась под потолком. Я увидела своего мужа на коленях у кровати, а на кровати лежала я собственной персоной.
Приехала скорая. А дальше мне почему-то стало неинтересно.
Я обнаружила, что я – это уже не я, а крошечный сгусток энергии. Я вижу, слышу, чувствую, но не обычными человеческими чувствами, а как бы изнутри. Как будто тот сгусток энергии, которым я сейчас являюсь, вбирает в себя извне огромное море информации и фильтрует, пропускает через себя, оставляя только нужную.
О, сколько раз за свою короткую жизнь я пыталась представить себе, что же будет потом, после смерти. И вот я вишу под потолком и пытаюсь анализировать ситуацию. Постепенно мысли приходят в порядок. Представив мысленно, что делаю шаг вперёд, я неожиданно оказываюсь на улице, пролетев сквозь стену. От неожиданности растерялась, представила, что падаю, и в тот же миг плюхнулась на асфальт с высоты пятого этажа.
Тут до меня дошло, что мёртвый вряд ли умрёт дважды, и я расхохоталась, отчего меня стало с бешеной скоростью швырять по улице.
Словами «шагнула», «расхохоталась» и т. д. я обозначаю состояния моего земного тела, теперь же я не могу ни шагать, ни хохотать в человеческом понимании этих определений.
Я поняла, что отныне все мои действия связаны исключительно с работой мысли. А время почему-то для меня стало двигаться в замедленном темпе, в то время как я сама приобрела скорость реактивного самолёта и реакцию, которой жуткой завистью завидовал бы Брюс Ли.
Все человеческие чувства, такие как любовь, ненависть, страх, несколько притупились, зато одно чувство, наоборот, развилось необычайно – любопытство.
Я воспарила, привыкая к своему новому состоянию, совершила несколько кругов вокруг дома, а затем стремительно взмыла ввысь и плавно опустилась вниз.
Полетав некоторое время, стала заглядывать в окна домов. За стёклами кипела привычная жизнь, полная человеческих страстей. Весть о моей смерти ещё не успела распространиться, поэтому люди занимались привычными делами: кто-то ужинал в кругу семьи, кто-то в одиночестве предавался грусти. Некоторых я знала давно, с другими же ещё не успела познакомиться.
Но в нашем подъезде, конечно же, все уже были в курсе. Моя любимая соседка и подруга Ирка рыдала на плече у мужа. Она сидела на диване, и её плечи мелко подрагивали от всхлипов. Он обнимал её, поглаживая по спине, и тихо шептал слова утешения.
Окна других соседей были на противоположной стороне дома, но я сквозь стены видела, как супруги взволнованно обсуждают происшедшее, сидя за кухонным столом. Они старались говорить тихо, но я всё равно слышала каждое слово. Их разговор был полон недоумения и тревоги.
