Мой неверный муж - Оливия Лейк

Полина

В Варну мы приехали с мужем и детьми неделю назад. Вроде бы стандартное лето для нас: мы привозили своих двойняшек к моим родителям с трех лет на все три месяца: море, свежий воздух, бабушка с дедушкой рядом. Мои на пмж в Болгарии уже десять лет как, пенсия у них. Два года назад папе поставили диагноз – рак желудка. Операция вроде ничего прошла, а химиотерапию переносил плохо: не молодой уже, куча всякой хрони за шестьдесят лет налипло. Последний месяцы врачи держали опухоль под контролем, она уже неоперабельна, но рост замедлился. Папа целый год на оральной химии: увы, она в одном месте лечит, в другом калечит. Сильные отеки ног и асцит – постоянные спутники. Врачи не давали утешительных прогнозов. Но мы будем бороться! Я сама врач и знала, что последнее дело – опускать руки и ждать смерти. Уже неделю обзванивала больницы в западной Европе, высылала анализы отца и надеялась на лучик надежды. Может, кто-то возьмется? Умом понимала, что мы оттягивали неизбежное, но один отвоеванный день, месяц, год – это целая жизнь!

Пришел ответ из Мюнхенской клиники. Профессору и доктору наук в области лекарственной терапии интересен наш случай, он готов был взяться. Самые важные вопросы обговорили через посредника, затем мне выставили счет. Особенность немецких клиник – депозит. Большой депозит. Сто тысяч евро. А там либо вернут остаток, либо доплачивать, если превысим лимит. Скорее всего превысим…

Я встала из-за компьютера и пошла искать Марата. Сто тысяч евро – это большие деньги, нужно с мужем посоветоваться. Мои родители не бедствующие пенсионеры, но не миллионеры. Я совладелица клиники эстетической медицины, одной из лучших в Москве, с очень влиятельной клиентурой, но, конечно, все деньги вложены в оборот: себя могу достойно обеспечить, но в миллионы не высмаркиваюсь, естественно.

Муж – другое дело: успешный адвокат с миллионными инвестициями в семейном бизнесе. Его отец и мой свекр, соответственно, – глава московской татарской диаспоры. Они все так или иначе связаны со строительством и выступали подрядчиками у крупных девелоперов. Также сдавали помещения в аренду по всей Москве. Здание «Эдема» тоже в их помещении. Связи мужа когда-то помогли, в остальном сама с командой таких же энтузиастов: заразились идеей, придумали концепцию, представили как медицинский стартап и получили инвестиции. Десять лет прошло: клиника выросла, заняла «золотую» нишу, отличные специалисты, доход, признание. У меня было трое детей: Ильдар, Лиана и «Эдем».

– Вот ты где, – положила руки на широкие плечи, заглядывая в ноутбук, стоявший на коленях Марата. Я ему скинула на почту прейскурант мюнхенской клиники. Муж был достаточно практичным и в силу профессии не сильно склонным к сантиментам. Марат говорил, что мы пытались остановить мельницу в разгар урагана, поэтому должны быть готовы, что крылья вырвет с корнем. Но я не могла отступить.

– Я с ними тоже списался, – вскинул голову муж, активно что-то набирая в телефоне, – у них за отдельную плату сопровождение, круглосуточная сиделка, переводчик, в общем, полный фарш.

Я устроилась в плетеном кресле рядом, помахала детям, игравшим с маминым красавчиком корги по имени Ленин. Папа сидел в каталке и негромко посмеивался. Дети хорошо на него влияли, с ними он оживал.

– Я, наверное, с ним полечу в Германию, – поделилась планами. – Мне будет приятно, если ты будешь со мной.

Да, я помнила, что мы собирались в отпуск. У нас лежали билеты в Доминикану и оплачено роскошное бунгало на берегу, но…

– Я себе отпуск как-то иначе представлял, – криво усмехнулся Марат. – Поль, – повернулся ко мне, за руку взял, наши пальцы переплелись, – я едва выбил эти две недели. Одна уже закончивается. У меня работа.