- Миланочка, приехала, деточка, – бодрый голос бабулиной подруги
детства звенит по лестничной клетке, заставляя меня улыбаться.
Затаскиваю потрепанную спортивную сумку, половина содержимого
которой - банки с соленьями. Ладони горят от тяжести. Плестись на
маршрутке от вокзала с такой- то поклажей - сомнительное
удовольствие.
С восторгом рассматриваю ярко-рыжую шевелюру довольно подтянутой
для своих лет женщины. Макияж, широкие шелковые брюки серого цвета
и молодежная веселая футболка с алеющей неоновой надписью «Non
Stop».
С унылым видом опускаю глаза на полопавшийся принт своей черной
майки и затертые джинсы. Движение сбоку, при повороте головы
взглядом натыкаюсь на скучный образ сельской жительницы, попавшей в
мегаполис. Толстая русая коса, небрежно брошенная через плечо.
Взлохмаченная макушка после поезда пушистыми электродами торчит в
разные стороны. Как еж, которого долбануло разрядом в двести
двадцать. Уставшие карие, прямой нос. Серость затрапезная – это как
итог моей самокритики. Типичное «понаехали».
- Здравствуйте, Виталина Витальевна, - растягиваю губы и вежливо
киваю этой забавной тетушке.
- Ой, фу, Милан, только не это. Просто Вита, – скромно тушуюсь,
переминаясь с ноги на ногу. Вита же хватает сумку с, несвойственной
для ее возраста, ловкостью. – Да, что ж это такое? Надюха совсем
тебя не бережет, так навьючить. Ты же девочка, а не осел.
Со смехом в голове появляется та самая Надюха, с мечтательным
выражением в глазах и отрешенностью от мира. Бабуля всю жизнь
рисует, это накладывает на нее определенный флер загадочности.
Мечтает постоянно, даже про еду иногда забывает.
Иду следом, рассматривая упакованную «трешку». Ремонтик такой,
что закачаешься. Что я и делаю.
- Ой! – от резкого поворота на сто восемьдесят голова отъезжает,
и я бахаюсь пятой точкой на ламинат.
- Ну, вот, а я о чем! Это все от недоедания! Ох, Надька -
Надька, говорила ей, перебирайся в город. Устроишься, выставляться
будешь. А она: « Нет, я Никитушку не брошу»... И что, сама прозябла
в деревне, так ещё чуть и внуков не уморила, – подтягивает меня под
руки, усаживая на стул в кухне.
- Вы же знаете, какая у них с дедом любовь была, как в книгах.
Красиво. Он пылинки с нее сдувал… - мечтательно выдыхаю, окунаясь в
меланхолию.
- Да знаю, с института дружим. Дернул нас хрен за волосы,
потащиться в деревню с друзьями. Так и пропала моя Надюха в
объятиях местного тракториста. Парень - то, как там говорится,
секси был, ну только что сельпо, а так хороший. Да что это я, об
ушедших не сквернословят, - тяжело вздыхает, принимаясь хлопотать
по кухне.
Грустно. Кроме бабушки, у нас с Семеном никого не осталось.
Родителей давно нет, разбились в авиакатастрофе, когда летели из
отпуска. Мне семь было, а Семка на два года младше. Деда не стало
пять лет назад, бабуля не сдалась только ради нас. Так и говорит
всегда, что если бы не внуки, давно б к Никитушке отправилась.
Смотрю, как Вита живчиком летает по кухне, выкладывая на стол из
холодильника бутерброды, нарезку, салат и графин с ледяным
морсом.
- Давай, деточка, поешь, у нас с тобой, еще дел хренова туча до
моего отлета. Надо в салон заскочить и по магазинам прошмыгнуться,
не будешь же ты в таком виде по городу шляться? Правда? –
скептически выгнула бровь, будто испугавшись, что ответ будет
положительным. - У тебя когда курсы начинаются?
- Через неделю.
- Вот и отлично, обживешься, подготовишься. Семен уже ничего,
притерся, смотрю, даже друзья захаживают. Так что, я пока на два
месяца в Барселону слетаю, с внуком понянчиться, не пропадете.
- Вы занимайтесь своими делами, а магазины, ну, это сейчас … Я
потом, как на работу устроюсь, - не буду же я говорить, что в
кармане у меня ноль целых ноль десятых.
