Морпех. Русский Уругвай - Иван Басловяк

© Иван Басловяк

Сижу у камина, грею ноги, мелкими глоточками попиваю вино из серебряного кубка, найденного три года назад на встреченном посередине моря-окияна мертвом португальском галеоне. Мир праху его экипажа! Потрескивают объятые пламенем поленья, за окном воет ветер и льется дождь, местная зима в разгаре. В просторной комнате тепло. Камин у меня хитрый, сложен по принципу печи-булерьяна. Кто знает, что это такое – хорошо, кто не знает… А оно вам надо? Если надо, то найдете в Интернете, когда его изобретут в будущем. Сейчас за окном кроме ветра с дождем и уругвайских степей – Средневековье. Тысяча пятьсот девяносто третий год от Рождества Христова. И об Интернете в этом мире знают только шесть человек. Я, убитый психом-профессором во время опасного эксперимента в далеком 2015-м году и возрожденный Богом в теле здесь погибшего боярина. Князь Северский, чья душа была перенесена в это время колдовством древнего чародея и вселена в тело умиравшего боярского сына. И четверо десантников ВДВ, погибших в чеченской засаде и оказавшихся Волей Божьей у меня в помощниках. Но уже в своих, истерзанных пулями и ножами телах. Спасибо, Господи, за такой подарок!

Я перекрестился на висящий в красном углу образ, нарисованный местным художником-индейцем по моим воспоминаниям о встрече с Ним. По-моему, образ получился достоверный, особенно взгляд. О Его же словах, сказанных мне тогда, и о деле, Им мне порученном, я не забываю ни на минуту. И тружусь по мере своих, благодаря Ему, не маленьких сил.

У моих ног двухлетняя Машенька терзает Кису. Но та только щурит свои глазищи и терпит. От моей дочурки она готова снести многое, но не дай Бог, кто-то заденет девчушку! Ласковая кошка мгновенно превращается в разъяренную фурию. Только мне и матери – Ларите, дочери вождя племени ава-гуарани Матаохо Семпе, позволяется шлепнуть по попке расшалившуюся егозу. И то смотрит на нас Киса при этом весьма неодобрительно. По-моему, она к своим котятам относится более строго, чем к моей малявке.

Ветер швырнул в окно охапку крупных дождевых капель, громко ударивших по стеклу. Я поежился, хоть в комнате было тепло. Как там Рамону сейчас в зимнем океане? Смелый мужик! Моряк до мозга костей, как говорится. Дома не сидит, старается на благо нашей разросшейся за это время колонии. Вот и сейчас, оставив дома Валентину с тремя девчонками – погодками, вместе с боярином Жилиным умчался в Старый Свет продать нами произведенные товары и закупить необходимые европейские. Это у нас август – середина зимы. А там – разгар лета. Вот и приходится мореходам подстраиваться. Одно благо, что зимой в Южном полушарии преобладающие ветры меняют направление с северо-восточного на южный и юго-западный. Они помогают преодолевать парусникам мощное Бразильское течение. Арктика вмешивается, материк, что еще не открыт.

Сижу в мягком резном кресле производства моей мануфактуры. Да-да! Мебельный цех я все же открыл. Сейчас в нем трудятся двадцать шесть мастеров-резчиков, собранных мной со всех земель, до которых я за эти годы смог дотянуться в своих походах. А побывал я много где. В том же Асунсьоне, столице будущего Парагвая. С торгово-разведывательной миссией. Времени этот поход отнял изрядно, но принес полезное знакомство с губернатором провинции доном Алваром Нуньес Кабеса де Вака, хорошие дивиденды в виде слитков серебра и крокодильих кож, и довольно подробную карту исследованных испанцами земель. Губернатор пригласил меня на ужин, затянувшийся до раннего утра: уж очень содержательная была наша беседа. И шла она в основном о судьбе индейцев, волею Божьей врученных в руки дона Алвара и католической церкви. То, что мы с ним были разных конфессий, губернатора не смутило. Ведь Бог един для всех, а кто как крестится – не существенно. Дон Алвар оказался человеком высокообразованным, имеющим широкий кругозор, с огромным жизненным опытом. Общительным, веротерпимым и очень любознательным. Не опасавшимся в отсутствие епископа высказывать свои мысли о вере и Боге.