«Он взял в руки сборник.
Прочитал первую строчку.
И с этого момента – начал исчезать из своей жизни.»
– запись на полях в библиотечном экземпляре «Мицелия»
Он не помнил, как книга оказалась у него.
Может, купил. Может, нашёл. Может, она уже была.
«Мицелий».
Ничего особенного. Обложка – без текста. Только изображение.
Но когда он её коснулся – ощутил тёплую пульсацию.
Как будто книга дышала.
Он начал читать.
Сначала – из любопытства.
Потом – по привычке.
А потом – потому что не мог остановиться.
Истории были живыми.
Он узнавал улицы, на которых всё происходило.
Имя мальчика с магнитофоном совпадало с именем его двоюродного брата.
У тётки его подруги был дом на краю посёлка – как в рассказе про поле.
Он начал выписывать детали.
Адреса.
Приметы.
Повторяющиеся имена.
Цитаты, которые ему казались знакомыми.
На шестом рассказе он нашёл в телефоне фотографию мужчины, похожего на персонажа.
На седьмом – заметку в местных новостях.
Потом он понял, что у него есть копия тетради с красными полями, которую он точно не покупал.
В книге он нашел письмо без подписи:
Пожалуйста, не выходи за поля. Мы уже пишем тебя.
С этого момента он начал видеть героев.
Старушек с лавочки – в метро.
Девочку с кассетным плеером – на остановке.
Пьяного парня, шепчущего: «Мицелий есть везде. Он – сеть. Мы – плодовые тела».
Он хотел перестать читать.
Но книга всегда оказывалась рядом.
На столе. В рюкзаке. Под подушкой.
В ночь после одиннадцатой истории он перестал отражаться в зеркале.
На утро – забыл свой голос.
Коллеги перестали здороваться.
Мать не взяла трубку.
На пропуске в офисе – белый прямоугольник вместо фото.
И тогда он открыл последнюю страницу.
На ней было:
Ты – читатель.
Ты – наблюдатель.
Но чтобы мицелий продолжал расти, нужно ещё одно тело.
Последнее.
Не история. Не рассказ.
А глаз.
Через который всё читается.
Он посмотрел на обложку.
Теперь на ней было лицо.
Его лицо.
***
Если ты чувствуешь, что что-то шевелится под текстом – не бойся.
Это не боль.
Это рост.
Ты просто тот, кто читает.
Ты – необходим.
И скоро ты станешь следующей историей.
«Если вы дочитали это – значит, вы приняли сеть.
Теперь она примет вас.
Не бойтесь. Смерти нет. Есть структура.
Есть переплетение.
Есть… мицелий»
«Мы не мертвы. Мы сеть. Мы просто перестали быть одиночками.»
«Некоторые города умирают.
Другие – умирают, но продолжают двигаться.
А третьи… Они просто ждут, пока ты вернёшься домой.»
– из письма Ильи Юрченко, найденного в почтовом ящике редакции «Литературной газеты» без обратного адреса
Антон Сегалович, издатель и критик
Я знал Илью Юрченко. Не близко, конечно. Мы работали в одном издательстве, пару раз пересекались на презентациях. Он был замкнут, но не странный. Скромный, как ни парадоксально для писателя, которого называли «русским Палаником».
И даже после всего, что случилось, мне хочется верить, что он просто… исчез. Как многие талантливые люди.
Но потом я получил коробку. Без адреса. С почерком, который я бы узнал среди сотни.
В коробке был дневник. Листы были влажные на ощупь. Внутри пахло… землёй. Прелой. Осенней.
Я не мог не читать.
И чем дальше читал – тем меньше спал.
Илья писал, что вернулся в Кедровск не по доброй воле.
После эмиграции, после скандала с якобы «украденным» романом, после того как у него отняли контракты, уважение и имя, он оказался никем.
Он уехал, чтобы «спрятаться в родном доме и попытаться вспомнить, зачем вообще он когда-то писал».
Он не ждал от Кедровска ничего. Ни покоя. Ни любви. Ни прощения.
Но город встретил его иначе.
Слишком иначе.
Поначалу это были мелочи.
Люди говорили одними и теми же фразами.
