Мама для виконта, или Курортное дело госпожи попаданки - Леся Рысёнок

Женщина металась на кровати, тяжело дышала и лишь иногда едва слышно стонала. Ее спутанные волосы прилипли ко лбу и щекам, а глаза время от времени закатывались. Повитуха била ее по щекам и требовала:

– Ну-ка не ленись, тужься! Давай еще немного!

Женщина старалась, но она была настолько плоха, что, казалось, даже не понимает, что ей говорят.

Наконец, ребенок показался и повитуха, ругаясь и шипя сквозь зубы, помогла ему покинуть чрево матери.

– Девка у тебя, – бросила повитуха матери, передавая младенца помощнице. – Давай еще немного. Ну, тужься же, болезная, послед сгубит тебя, если не выйдет. Ну давай!

– Да увидишь еще ребеночка, погоди немного. Вишь, измучилась-то как! На-ка пей и спи, – повитуха поднесла к губам женщины поильник после того, как все роды завершились и завернутый младенец причмокивал из рожка на руках служанки.

Женщине и пить ничего не надо было, она ушла в забытье, сразу, как ее перестали тормошить.

– Что стала, дурная? – обратилась пожилая энергичная повитуха к служанке. – Дай сюда младенца-то. Да не того, глупая. Ага, вот так, пеленочки-то сменить надо. Ну все, иди уже, иди.

Скрипнула дверь черного хода и щуплая фигурка девушки, бормоча молитвы, скользнула на улицу, прижимая к груди сладко посасыпающий теплый живой комочек.

Повитуха же тяжело вздохнула, отобрала у оставшегося младенца рожок и хлопнула его по розовой попке. Дите обиженно зашлось в крике.

– Эй, кто-тут кормилица? – повитуха распахнула дверь из покоев новоявленной мамаши. Покормить младенца надо.

Она сунула спеленутый по рукам и ногам комок дородной бабе с налитой грудью.

– А кто родился-то, кто? – заинтересовано вытягивали шеи и перешептывались любопытные слуги.

– Сегодня у моего старшего сына родилась дочь! – провозгласила излишне худая женщина в черном платье. Она шагнула вслед за повитухой с натянутой, как струна, спиной и оглядела собравшихся надменных взглядом. – Свидетельствую! Позаботьтесь о своей госпоже.

Чуть прихрамывая, она спустилась вниз и вышла через центральный вход. Больше ее ничего не держало ни в одном из домов, стоящих по соседству. Она сдела, все что могла. Теперь ее мальчик точно будет счастлив.

– Ась? Что случилось? Ничего не пойму! Да вы, маман, не стесняйтесь, яснее выражайтесь. Молчите? Ну, молчите, молчите. Вы такая мне больше нравитесь.

Я поймала злобный взгляд свекрови, которым она в очередной раз пыталась испепелить меня, и широко улыбнулась, изображая полное непонимание. Мне было стыдно, что я радуюсь чужой немощности, но все равно злорадствовала. Вдовствующая баронесса за время пути меня изрядно достала. Особенно после того, как поняла, что я попаданка.

– Ой, и не надо на меня глазами сверкать, мне ваше семафорство не понять. И ручками не машите, а то не дай бог из коляски выпадете и совсем убьетесь. А мне вас с ложечки кормит недосуг, и у меня и так двое детей. Ась? Опять что-то сказать хотите? А, по нужде, наверное. Ну так это мы щас. Нюшка, – громко крикнула я, подмечая, как коробит от моей манеры общаться старуху, – ну-ка выгуляй госпожу баронессу до ветра.

Служанка забрала и покатила прочь с глаз кресло с вредной старухой, а я подняла глаза к небу, не иначе, как ища поддержки у местных богов. Поняв, что помощи не будет, глубоко и медленно вдохнула, резко выдохнула, и, немного успокоив нервы, подвинула к себе тетрадь, в которую на родном русском записывала все мысли, касающиеся того, что произошло со мной.

Когда-то я мечтала, чтобы сидеть вечерами на веранде собственного дома в каком-нибудь тихом умиротворенном месте, вязать носки и ждать, пока накроют стол к чаепитию. А потом пить чай из самовара и слушать разговоры домашних – детей, внуков, правнуков…