– Она просыпается.
– Аритмия.
– Вот так, девочка. Алина? Алина, ты меня слышь?
– Где я?
– В больнице. Что вы помните?
– … ничего. Я шла на работу и вдруг… Что случилось?
– Отреставрированная подпорная стена обрушилась и похоронила вас под обломками. Три часа разгребали и неделю вас реконструировали в молекулярной камере.
– Что?! Нет! Нет!
– Вы хотели умереть?
– Нет, же!
– Она готова говорить? – спросила молоденькая медсестра.
– Она уже говорит, будет говорить. Её заставят. – Доктор Ушко поджал губы. – Сколько их?
Медсестра показала три пальца.
– Кто? Кто заставит? – Приподнялась Алина.
– Нас уже из-за вас трясли. Учудили же вы! – упрекнул доктор. Его маленький носик напоминал заострённый пятачок.
– Меня засыпало под обломками, а вы издеваетесь! Я шла на работу. Просто шла – это же не запрещено?!.
– Вы чуть не погибли от несчастного случая. Вы понимаете, что это значит? – пилил Ушко.
– Это значит, что я чуть не умерла! Не обгорела, не ослепла, а … Вам знакомо такое понятие, как инженерная ошибка? Что-то не так с той стеной… Суд разберётся, почему она обрушилась.
– Давление скачет. Аритмия усиливается, – пришибленно произнесла медсестра.
– Мы не позволим вам случайно умереть. Нет, не в нашей Склифосовской реанимации. Три кубика успокоительного и бета-блокатор. М-да… придётся вас ещё немного подержать, – сетовал Ушко.
– Неприемлемо. Они… требуют, – медсестра приживилась к водяному кулеру и опустошила два стаканчика.
– Ирочка, реабилитационный ускоритель готов?
– В 10:30 произведена санобработка и замена жидкостей, – доложила медсестра.
– Вставайте, Алиночка, вам пора в колбу. – Ушко сверкнул серебристыми глазами.
– Что?! Нет!
Медсестра – а до этого существовал лишь голос и латексные руки – появилась из складки света, тощая, как отмотанный рулон обоев с бюджетной стройки, и семафорила: «Проходите!».
Колба светилась напротив Алины и из-за подбитого зрения казалась плоским зеленоватым проёмом. Сырое дыхание медсестры сигналило, что ей тоже не плохо бы подлечиться. Даже праведные эксплуататоры в белых халатах боялись колбы. Иногда лечение в колбе галопом опережало эволюцию: у здоровых пациентов светилась кожа, а неудачные экземпляры рассыпались в квантовой пыли на инфузории-туфельки.
– Что со мной будет?
Медсестра стыдливо отводила глаза. Лечение в колбе превратилось в дистанционный концерт: все снималось на камеру, а затем тщательно изучалось.
Ходили слухи, что при неправильных настройках колба превращает тела людей в инфузории-туфельки. Но раз такое рассказывали, значит были выжившие не-инфузории.
Инфузория ты или человек, но в гофрированной колбе с плескающимися разводами ионов неизвестного агрессивного вещества регенерация тканей происходила очень быстро, и ни одно обезболивающее не действовало.
– Будет немного щипать. Кости, волосы, зубы, все заново вырастит. Вы познаете свои внутренности… – слова Ушко таяли в спастическом страхе Алины.
– Зачем такие изуверства? Смотрите, локти, колени, сгибаются. У меня не настолько всё плохо!
– У вас воспаление надкостницы, перелом рёбер и лодыжки. И кто будет с вами месяц возиться?
Технологические челюсти колбы распахнулись, ожидая, кого бы сжевать. Доктор и медсестра преспокойно отправляли Алину «гулять» в «пасть» ожившей технологии. Колба ждёт. В близости Алины она смыкала сворки с характерным чмокающим звуком – работал вакуумный замок. Алина просовывалась по миллиметру вперёд, заглядывая в мигающую полость колбы, наполненную неизвестными ингаляционными парами: к Алине тянулся этот пар, узнавая, укутывая, проваливая в боль и сомнительное исцеление. Искрило. Пылевидные вещества прилепливались к повреждённым участкам тела Алины. Она ощутила перламутровые почёсывания среди колоний застрявших инфузорий в квантовой пыли. Алина посмотрела в сторону: её подгоняли медсестра и доктор. Колба. Везде колба – направо, на лево. Неведомо для себя Алина оказалась внутри.
