Леди из будущего. Падь - Жанна Штиль

Беларусь

Август, 1994 год

Четвёртую ночь на окраине небольшой деревеньки у реки выли собаки.

Свора бродячих псов появилась неожиданно, облюбовав двор полуразрушенной крайней хаты. Пока они особого беспокойства не причиняли, покончить с ними местные жители не спешили. Нашлись и сердобольные — подкармливали почти одичавших собак.

В эту тёмную августовскую ночь вой переместился ближе к центру деревни. Местные барбосы, огороженные плотными заборами, грызя цепи и роя землю, отвечали им неистовым лаем.

Чужаков здесь не любили.

— Слышишь, дед, — толкнула старуха в бок сопящего мужа, — сделай уже что‑нибудь. Четвёртую ночь спать не могу. Эти твари, похоже, возле нашей хаты.

— Уймись, ты... Спать она не может, — недовольно бурча, повернулся на бок старик. — Храпишь так, что даже мыши от страха не скребутся.

— Ну, как знаешь, старый. Вот возьму ружьё и сама выйду этих тварей успокаивать. Говорила же, что нужно участковому звонить. Вот задерут кого, тогда охать будете, да поздно будет.

— Вот зуда, — закряхтел дед, переворачиваясь на другой бок. — Спи уже.

Всё стихло. Но ненадолго. Вой собак раздался снова. Уже с обратной стороны избы. Ему вторило — то затихая, то усиливаясь — тонкое монотонное поскуливание.

— Мать твою! — бабка резко откинула одеяло, садясь в кровати. — Пойдём вместе, — пнула мужчину в бок. — Одной страшно. Их там штук шесть, не меньше. Даже Полкана не слышно — спрятался, пустобрёх. А, может, его уже съели?

— Да кому он нужен? Одна шкура да кости.

Старик, бубня под нос ругательства, сел, шаря босой ногой возле кровати. Насунув тапки, прошаркал к двери, включил свет.

Женщина вскинула руку к глазам, прикрываясь от яркого света. Накинув на плечи большую вязаную шаль, пошла за дедом в сени. Он с ружьём наперевес, скинув крючок с двери, буркнул старухе, шлёпавшей сзади:

— Фонарь возьми, посвети.

Прислушиваясь, вышли на крыльцо.

В сараюшке беспокойно заблеяли козы.

Упругий луч автомобильного фонаря медленно полз по двору, уверенно рассекая густую темноту августовской ночи. Задержался на будке. В глубине красными точками сверкнули глаза Полкана, высунулась лохматая голова.

— Что, морда, спрятался? — задержалась лучом на будке старуха. — Как шмякать суп, так первый, а как тявкнуть на пришлых, так язык отнялся?

За забором послышался слабый детский плач. Старики вздрогнули, прижавшись один к другому.

Дед поднял ружьё:

— Никак дитя плачет.

— Откуда тут дитя, — шептала бабка. — Может, нечистая сила? — перекрестилась, хватаясь за края шали, натягивая на голову.

— Поговори мне ещё, — направился старик на звук плача. — Свети, давай.

Старуха пошла за ним, подсвечивая фонарем под ноги, лихорадочно охватывая лучом пространство. Глянув через низкую калитку, они замерли.

— Ёпт... — только и смог произнести дед.

Женщина, выглянув из‑за его плеча, всплеснула руками:

— Твою ж едри́ть...

Луч фонаря заплясал, выхватывая из темноты маленькую хрупкую детскую фигурку, сидящую в дорожной пыли в окружении огромных псов. Собаки молчали, не спуская с людей настороженных глаз. Девочка уже не плакала. На вид лет трёх, большеглазая, со свалявшимися тёмными длинными волосами, в порванном платьице, она тёрла грязными ручонками чумазое личико.

— Дед, что делать будем? — едва шевелила губами старуха.

— Надо как‑то дитя забрать. Съедят его, твари.

— Хотели бы съесть, уже б давно съели, — махнула она на собак. — Отойдите, злыдни, дайте её забрать.

Малышка жалобно захныкала.

Собаки неожиданно встали. Отойдя на почтительное расстояние, уселись.

— Надо же, отдают её, — крякнул мужчина.

— Старый, смотри за ними. Как кинутся — стреляй, — старуха бочком, косясь на собак, неуверенно продвигалась к сидящей малышке.