Леди и медведь - Анна Владимирова

— Ну что, Богдан Демьянович Самойлов-Марков…

— Мраков, — хмуро поправил я, глядя исподлобья на начальника участка по ту сторону стола.

— Простите, Мраков…

Мужик в летах, с узловатыми пальцами поверх пухлой папки моего личного дела и матовым взглядом. Не верил он в таких, как я — уголовников до мозга костей.

— … Будем использовать шанс? — натянул он кислую улыбку. — Как настроены?

— Будем, — выдавил я.

— Давайте тезисно тогда, — вздохнул он и развернул папку. — Не против?

— Кто ж вам возразит…

Он не обратил внимание на мою ершистость.

— С пятнадцати лет вы на учете у участкового, мелкие кражи, разбои, драки… — Он перелистал страницу. — В двадцать впервые попались на нанесении средних по тяжести увечий…

Я устремил скучающий взгляд в окно.

— Отбыли в колонии год, выпущены досрочно за хорошее поведение, которое закончилось на следующий год, и вы уже с более серьезным обвинением устремились обратно в колонию на пять лет…

— Да, сцепились с мажорными ведьмаками и надавали им по соплям, — пробурчал я. — Но у меня нет папочки в высшем комитете…

— Парнишку вы оставили без руки…

— Так ему и надо.

Страницы моего дела снова зашуршали, а перед моими глазами против воли пробежали годы на стороне теневого бизнеса, вражды бандитских группировок и жизни одним днем.

— В двадцать семь вас осудили за участие в организованном на падении на ведьмаков…

Это было действительно глупо — попасться на обычной заварушке. Но я тогда ошибочно чувствовал себя бессмертным и неуязвимым. За что и поплатился.

— И вот вам тридцать два.

— Так точно.

— Из колонии на вас пришла блестящая характеристика. Вы числились в обучающем составе колонии как тренер по боевым искусствам и самозащите, отличались примерным поведением миротворца, а дети на вашем попечении показывали наивысшие результаты в учебе и стремлении выйти на свободу другими личностями… — Он поднял на меня взгляд. — Удивительно, Богдан, но когда вы в исправительном заведении, сразу становитесь образцом для подражания и меняетесь до неузнаваемости. Вряд ли это все для того, чтобы освободиться досрочно…

— Я не подлежал досрочному освобождению, — начинал злиться я. — И никогда не метил в праведники. Но мне предложили выйти и доказать, что я могу начать новую жизнь. Но давайте уже к делу? Как будем меня реабилитировать, начальник?

— Может, вернетесь преподавателем в колонию? — осторожно поинтересовался он.

Я замер на нем взглядом. Меня звали. Очень. И мне бы даже хотелось вернуться — неблагополучные дети были моей специализацией. Я испытывал настоящее удовлетворение, когда видел, как обреченные малолетние оборотни-беспризорники получают шанс на что-то иное, чем кончить жизнь от пули в затылок.

— Нет, спасибо. В колонию я не очень хочу. На свободе все же дышится глубже…

— Понимаю. — Начальник вздохнул и подвинул мне листок. — Тогда у меня для вас готово направление в службу занятости. Мой вам совет — не отказывайтесь от вакансий. Вы поступили в Университет?

— Да. На психфак.

— Отличное дело. Это добавит вам очков в получении реабилитационного заключения. Напоминаю, что это — последний шанс. Постарайтесь его использоваться по максимуму. Иначе выбора, кроме как в колонию, у вас не останется.

Отказываться я не планировал. Мне нужна была тяжелая мужская работа до упаду, чтобы времени не оставалось ни на что, кроме учебы.

Только в службе занятости меня ждал неприятный сюрприз…

— Это шутка? — поднял я взгляд от распоряжения, так и не успев сесть на стул.

— Нет. Это — привилегированная работа, — раздраженно отчеканила начальница службы занятости, глянув на меня поверх очков, и крикнула в открытые двери: — Следующий!

— Минутку, — гаркнул я, шлепая листок с рапоряжением на стол. — А мужской работы у вас нет? Уголь, там, грузить, на стройке разнорабочим…