Кристалл силы: дьявольская любовь - Елена Смертная

Сирота. Несчастливая. Брошена. Да, я знаю все это сама,

Что душа моя бедами скошена, покрывает ее пелена.

И молиться о ней – уже брошено, чуждо ждать от судьбы баловства.

Я как птенчик кукушки – подброшена. А вся память моя – белена.

И в гнезде новом шепчут бесправно, будто демоном я им дана,

Или держатся холодно, нравно, не стараясь познать суть меня.

И лишь мать демонстрирует явно, своим голосом звонким звеня,

Что кукушки дитё полноправно стало любо ей, будто б родня. 

То ли лишняя, то ли ведомая, в жизни где отыскать уголка,

Где была бы я тоже особая, не смотрели бы где с высока?

Я могу лишь писать, неспособная, показать своего огонька,

Той души, что останется доброю, даже если я буду одна.

Ева медленно, нехотя закрыла свою любимую записную книгу: обычная серая обложка, белые страницы, никаких замысловатых узоров и ярких картинок. Любая девушка выбрала бы хранилищем своих самых сокровенных лирических переживаний что-то другое, что-то цепляющее и особенное, но Ева была из тех, кто умел видеть красоту даже за пеленой серой обыденности, была той, что буквально не судит книгу по обложке. К тому же, когда она записывала своё стихотворение в эту маленькую серую книжечку, ей казалось, что они с этой вещицей невероятно похожи. Будто бы за непримечательной внешностью самой девушки, которую она никогда не выпячивает напоказ, также скрывается нечто прекрасное и столь же красивое, как эти стихотворные строки на листах самой обычной бумаги.

Думая об этом, Ева улыбнулась своей нежной и умиротворенной улыбкой, а после решила еще раз перечитать только что написанное стихотворение. С каждой строкой уголки её губ понемногу опускались, пока своими линиями не изобразили на молодом лице задумчивую печаль.

— Даже в свой день рождения не могу сочинить чего-то более радостного. – тихо прошептала себе девушка, будучи своим главным и единственным критиком.

Вдруг в дверь спальни постучали. Тихий, неуверенный стук прозвучал словно бы в такт её ноющему сердцу. Девушка неожиданно для себя вздрогнула. Она по-детски хлопотно, подобно ребенку, забывшему убрать беспорядок перед приходом родителей, быстро постаралась спрятать свою серую книжку куда-то под подушку. Только после, натянув на лицо улыбку, именинница растерянно проговорила:

— Войдите.

Дверь тихонько приоткрылась, и в комнату заглянула красивая женщина сорока лет. Несмотря на ранний час, она выглядела очень ухожено: её волосы с легкой проседью у висков, были собраны в идеальный пучок, а глаза заметно выделялись благодаря магии макияжа. Она по-доброму взглянула на дочь и ласково улыбнулась ей.

— Если бы я могла, то не будила бы тебя сегодня до самого вечера, но пора собираться в школу. Выпускной класс – слишком ответственная пора, даже в день рождения не стоит пропускать учебу.

Ева коротко кивнула матери. Её звали Натали. О таких женщинах говорят, что они удачно вышли замуж, и это их главная заслуга. Впрочем, злые языки, утверждающие подобное, зачастую не представляют, насколько сложно бывает женщине в «неравном браке». Даже в золотой клетке птица никогда не забудет прелести свободного полета.

— Я быстро оденусь и спущусь. – улыбаясь, ответила Ева.

Ей было приятно. Её радовало, что о столь важном дне всё-таки помнят. Приемная мать никогда не забывала об этом дне, но девушка все равно снова и снова опасалась, что семья может забыть. Она никогда не признается себе, но в глубине души Ева даже думала, что они имеют на это право. Впрочем, после упоминания об особенном дне из уст Натали, ранее грустно ноющее сердце забилось вновь ровно и спокойно.

— Я испекла твой любимый торт, мы обязательно должны успеть выпить чаю и открыть подарки, поэтому поторапливайся. – с заботливой суетливостью проговорила миссис Мерриман и скрылась за дверью.