20 октября 1990 год. СССР.
В 7 утра меня разбудила мама словами:
– Паша, пора в садик!
И специально включила радио. Там передавали пионерскую зорьку. Я неторопливо встал и начал надевать красные колготки.
Я Павел Зайцев, советский ребенок пяти лет.
Надев колготки и футболку, я пошел на кухню, мама там готовила кашу.
Я сел за стол. Мама сказала:
– Сегодня тебя заберет дед!
Я испуганно запротестовал:
– Нет, нет! Мама! Мама! Он меня не заберет!
Я очень боялся, что кроме мамы меня никто из детского сада не заберет, а дед вообще забудет про меня.
В то же время на Октябрьской набережной, смотря на Неву, стояла красивая, очень красивая женщина, с голубыми глазами, невысокого роста, со шрамом чуть выше правой брови на лице. У нее была красная шапочка, из-под которой виднелись белые волосы. Она смотрела на уныло проплывающие листья по воде безжизненным взглядом.
Сзади нее резко, со скрежетом тормозных колодок, остановилась черная волга с номерами КГБ СССР. Женщина махнула рукой, приветствуя водителя. Быстро подбежав к машине, она села на переднее сидение.
На водительском сидении сидел угрюмого вида полковник госбезопасности.
– Здравствуйте, Анна Сергеевна! – поприветствовал полковник.
– Доброе утро! – ответила Анна и посмотрела на полковника серьезным взглядом.
Воцарилась тишина. Полковник смотрел вперед, не замечая взгляда Анны. Прошло около минуты, полковник прервал тишину, заявив:
– Мой жизненный опыт мне подсказывает, что, узнав такую информацию, жизнь людей становится только больнее и тяжелее. Я вам крайне не рекомендую это ворошить. Пусть все останется как есть, уже ничего не вернуть, зачем ковырять эту рану? – отчеканил полковник.
Услышав это, Анна плавно перевела взгляд вперед и спокойно сказала:
– Я с 5 лет росла в интернате. Ко мне все относились в детстве, как к человеку второго сорта. Всё мое детство меня травили штампом «дочь врагов народа», и в подростковом возрасте на мне стоял штамп «дочь врагов народа». Воспитатели, не стесняясь нам говорили, что мы изгои общества, которых, как котят, нужно было топить, а советская власть с нами возится.
Анна, едва сдержав слезы, продолжила:
– Я всю жизнь всем пыталась доказать, что я не хуже других, во всем старалась быть первая – в спорте, в учебе. Меня все детство травили. И вот я перед вами – Анна Сергеевна, член Коммунистической партии, ведущий хирург, которая лечит вашего внука. Я прошла через ад, и в свои 43 года я хочу знать, что такое совершили мои родители, чем они так провинились перед советской властью, что маленькую Анечку с 5 лет пустили в такие жернова. Ни одной книги не хватит, чтобы рассказать, через что мне пришлось пройти! От дочери врагов народа до завотделением детской больницы.
Она резко опустила голову вниз, достав платок, едва сдерживая слезы.
Полковник произнес:
– Ну, начнем! – и с заднего сидения достал большую папку.
Полковник бережно развязал веревочки и открыл папку.
– Это личное дело вашего отца.
И полковник передал папку Анне со словами:
– Только очень аккуратно! Я ее практически украл из архива, и она должна быть до девяти утра в архиве.
Анна быстро начала перелистывать материалы дела. Анна беглым взглядом просматривала страницы, шепотом проговаривая:
– Петр Платонович, врач кардиолог, арестован по статье 58—7, расстрелян в 1953 году.
Анна повернулась к полковнику:
– Да тут и за день мне не разобраться. Вы можете сказать своими словами?
Полковник забрал у Анны папку с делом.
– Короче говоря, в 1952 году в больницу, когда дежурил ваш отец, привезли на скорой пациента с признаками инсульта. В деле написано, что приемный покой был тогда переполнен, и помощь была оказана с задержкой, и пациент умер. А на следующий день оказалось, что пациентом был профессор закрытого НИИ, ни много ни мало. Поступил приказ разобраться, началась проверка, и вся смена врачей, дежурившая в тот день, была задержана. На вашего папу был написан донос фельдшером скорой помощи некой Медведевой. На основании её доноса и было состряпано дело, – сказал полковник.
