К искомой точке они вышли со
значительным отклонением от графика, но это не было их виной. Это
всё пилот вертолёта. А что? Ему минута лёту туда или сюда немного
значит, а тут попробуй ещё проберись эти два-три километра. Когда
под ногами жижа почти до пояса, а вокруг – чащоба непролазная.
Какой тут, к чёрту, график?
Сержант всю дорогу шёл первым,
автомат из рук не выпускал ни на минуту. Он слишком хорошо знаком
был с коварством и хитростью местных, потому и ждал чего угодно:
одиночного выстрела из-за дерева или даже засады.
Они ещё не могли ничего различить
среди зелени, но запах дыма, а значит, и жилья почувствовали и
забеспокоились.
– Рядом, да? – нетерпеливо
выдохнул Ласли, нарушая порядок движения и протискиваясь вперёд. В
любой другой момент сержант бы, наверное, треснул его по башке, но
сейчас только руку правую вскинул – сигнал «стоять на месте» – и
сам замер, вглядываясь вперёд.
Ничего там не было видно, хоть как
смотри. И на сенсорных экранчиках браслетов не отражалось ничего
дельного. Ни движения кого бы то ни было, ни присутствия крупных
теплокровных объектов.
– Тихо за мной и чтоб ни
звука! – громким шёпотом приказал сержант, даже не глянул себе за
спину, двинулся всё так же первым, расталкивая телом ярко-зелёную
пузырящуюся ряску.
Медленно, так, чтоб даже вода не
плескалась, они прошли ещё немного, а потом сержант снова дал
сигнал «стоп». Стерев рукавом с лица пот и капли чуть подсохшей
грязи, сказал всё тем же шёпотом:
– На разведку идут Ренделф и
Шемпс. И без стрельбы там, понятно? А ты, Мони, сверься по
навигатору. Чтоб все координаты были точно.
Толстые деревья здесь, на болоте,
стояли намного реже, и всё равно кронами и ветками касались друг
друга. Бороды зелено-коричневого мха и лианы свешивались вниз, а
листва плотной сеткой заслоняла бледное небо. Лучи вечернего и
потому неопасного солнца еле пробивались через зелень. Пятна света
дробились на мелкие кругляшки, скользили по нечистой воде болота. В
падающих солнечных лучах плясали безостановочно рои крошечного
кровососущего гнуса. Запах репеллента не позволял насекомым
садиться на открытые участки кожи, но постоянное мельтешение сильно
раздражало глаза.
Ждать пришлось довольно долго, и
все, кто остались, спокойно, молча, ждали, только Ласли
перетаптывался нетерпеливо, отфыркивался и отдувался, отгоняя от
себя насекомых, и вообще создавал слишком много дополнительной
суеты и шума. Сержант не выдержал, в конце концов, предупредил:
– Если ты не перестанешь
дрыгаться, я тебя здесь же утоплю. И сообщу твоей мамаше – сам
нахлебался.
Мони, копаясь в навигаторе с умным
видом, гыгыкнул в ответ на слова.
Дентон, ещё один в их команде (его
добавили в группу перед самым вылетом), отозвался коротким
смешком.
Ласли больше реакция товарищей
разозлила, чем слова самого сержанта.
– А чего я сделал? Я, как и
все... Сказали, ждать, я и жду. Чего скажете, то и буду делать. Да
и то, вон...
Ласли не договорил – сержант взмахом
руки остановил его бубнёж, и тогда они все смогли расслышать и
тяжёлый плеск воды, и громкие голоса.
Шемпс и Ренделф возвращались назад,
позабыв о всякой осторожности. Хорошо ещё, хоть автоматы не убрали
за спину, остолопы. Возбуждённо переговаривались между собой о
чём-то, громко, на весь лес, даже птицы по веткам примолкли.
Шемпс чуть отставал от напарника, он
тащил за собой молодую женщину. Из местных. Точно, из местных.
Другой здесь попросту неоткуда было взяться.
– Это как понимать вообще?!
Что за хрень? – накинулся сержант, даже не дал им отдышаться. – Вы
посёлок видели? Чего там?
– Нет там ничего, – не сразу
ответил Ренделф. – Ну, в смысле, никого.
– Это как так? – Тут уж не
только сержант удивился, но и все, кто ждать оставался.
