Кондотьер Богданов - Анатолий Дроздов

Богданова сбили над линией фронта.

Все было сделано правильно: проложен маршрут, выбран оптимальный эшелон полета, учтены разведданные с переднего края, но немцев за дураков держать не следовало. Их звукоулавливающие установки слышат стрекозу за километр. Просчитать маршруты По-2, если полк долгое время базируется на одном аэродроме, труда не составит, особенно при желании. Желание было. Ночные бомбардировщики немцам – кость в горле: не дают спать переднему краю, засыпая окопы осколочными бомбами, термитными боеприпасами сжигают дома и склады; а выгружать людей и технику на ближней железнодорожной станции – риск смертельный: налетят, разбомбят, прострочат из пулеметов и исчезнут, невидимые в ночном небе. Словом, немцы захотели их подловить и подловили.

Перед звеном По-2 встала голубая стена, и самолет Богданова первым влетел в луч прожектора. Немедленно по сторонам вспухли черные шапки, по фюзеляжу будто палкой застучали, за спиной летчика жалобно вскрикнула штурман. Богданов инстинктивно отжал ручку управления и правым, непривычным для зенитчиков разворотом, ушел в пике. Осколки при разрыве зенитных снарядов летят главным образом вверх, снизиться – уцелеть. Медлить нельзя. Бронированному Ил-2 осколки – семечки, в фанерном По-2 каждый – твой.

Вырваться у Богданова получилось. Свет прожектора, в котором летчик теряет ощущение пространственного положения и чувствует себя, словно раздетым, остался позади. Богданов выровнял машину и бросил взгляд на приборную доску – пятьсот метров. Потянул ручку на себя и оглянулся. Темное небо резали голубые мечи прожекторов, скрещивались, поймав в темном небе хрупкие самолетики. Звено повторило его маневр, но запоздало: прожектористы держали тихоходные самолеты, как в тисках. Зенитные орудия умолкли, но с земли к По-2 тянулись плети пулеметных трасс. Ребятам приходилось туго.

– Лисикова! – окликнул Богданов.

Штурман не отозвалась. Богданов прибрал газ и позвал еще – ответом был свист в расчалках. «Убили? – подумал Богданов. – Ну и хрен с ней! – решил в припадке не остывшей злости: – Не будет к особисту бегать!» Он заложил вираж и с набором высоты полетел обратно. Ребятам следовало помочь. Шарики бомбосбрасывателей – в кабине штурмана, по три с каждого борта, но у пилота есть аварийный сброс. Шесть ФАБ-50 накроют зенитную батарею, после чего два «эрэса» – по прожекторам! В завершение прострочить из «шкаса»… Я вам устрою засаду! Научитесь фатерлянд любить…

Родину любить научили его. То ли немцы расслышали мотор приближавшегося бомбардировщика, то ли зенитчик полоснул очередью наугад, но огненная трасса внезапно прочертила небо перед лицом Богданова и хлестнула по фюзеляжу. Мотор смолк, словно подавившись. Богданов бросил самолет в сторону и перевел машину в пике. Трассеры ушли влево и назад, Богданов выровнял По-2. С минуту он лихорадочно крутил магнето, дергал дроссель и корректор высоты. Мотор не только не «схватывал» – не отзывался вообще.

– Твою мать! – выругался Богданов.

Он развернул машину и перевел ее в планирование. Порыв ветра подхватил легкий самолетик и понес к линии фронта. Оставалось надеяться: до своих дотянет. Третьего возвращения из немецкого тыла ему не простят. Да еще без Лисиковой. Скажут: пристрелил тихонько, и ведь не докажешь! Требовал убрать из экипажа, кричал, грозился… Язык ты наш длинный, что бы тебя вовремя прикусить…

По-2 врезался в облако. В небе и без того было темно, теперь – словно одеялом накрыли. «Откуда облачность? – в сердцах подумал Богданов. – Вылетали – было ясно. И синоптик не обещал…» Однако темень не пропала – оставалось следить за приборами, с горечью наблюдая, как быстро движется стрелка высотомера. «Если облачность низкая, грохнусь! – подумал Богданов. – Земли не разглядеть! Под крыльями – бомбы…» Бомбы сбросить следовало сразу, но он завозился и упустил время. Теперь поздно – посечет своими же осколками…