Конь Перуна - Говда Олег Иосифович

—  Ах,  какая  ж  это  прекрасная  небылица!

—  Да,  да,    деточки!  Для  нас  это  небылица,  а  когда-то  правда  была!

—  А  интересно,  вернутся  ли  еще  такие  времена?

—  Говорят  старые  люди,  что  когда-то  еще  вернутся,  но,  по-видимому,    уже  только  перед  концом  света…»

И.  Франко  «Захар  Беркут»

ЛЕТО  6679-го.   

РУСИНСКИЕ  КАРПАТЫ 

Неумолимой  тенью  ангела  смерти  завис  над  карпатскими  лугами  огромный  беркут.  И  хоть  уползающее  за  горизонт  солнце  уже  едва  освещало  верхушки  гор,  острые  глаза  орла  четко  различали  каждый  стебель  в  высоких  травах.  Но  суетливые  мыши  или  ворчащие  ежи  не  привлекали  могучую  птицу.  Хищник  высматривал  настоящую  добычу.  Ту,  что  могла  насытить  желудок  мясом,  а  взор  красками  горячей  крови.  В  предчувствии  этого  мгновения  зрачки  беркута  взблескивали  алчным  огнем,  а  горделивый  клекот  так  и  рвался  из  груди.  Но  ощущение:  что  добыча  где-то  рядом,  требовало  тишины. 

Заметив  какую-то  лишь  ему  понятную  примету,  орел  взмахнул  крыльями  и  завис  над  верхушками  вековых  сосен,  вскарабкивающихся  северным  склоном  к  самому  краю  небольшого  плато.

В  то  же  мгновение,  насторожено  принюхиваясь,  из  малинника,  отрезающего  лес  от  цветущей  полонины,  вышла  молодая  серна.  Она  беспокойно  стригла  ушами,  раздувала  ноздри,  а  ее  деликатная  головка,  увенчанная  короткими  гнутыми  рожками,  непрерывно  поворачивалась  со  стороны  в  сторону,  —  серна  внимательно  оглядывала  опушку.  Но  вокруг  томно  покачались  сочные  травы,  а  ветерок,  что  веял  в  мордочку,  не  скрывал  опасных  запахов.  Выждав  еще  немного,  горная  красавица  грациозным  прыжком  вымахнула  из  чащобы.  А  вслед  за  ней,  не  менее  жизнерадостно,  выпрыгнул  трехмесячный  сосунок. 

Детенышу  серны  было  далеко  до  материнской  грации,  поэтому  он  не  сумел  правильно  рассчитать  силу  и  сиганул  слишком  далеко.  Тоненькие  передние  ножки  теленка  не  выдержали  его  веса  и,  жалобно  мекнувши,  сосунок  сперва  запорол  носиком  в  траву,  а  там  и  кувыркнулся  через  голову.  Подхватился  и  бросился  к  матери,  громко  жалуясь  на  этот  гадкий  и  каверзный  мир.  Но  та  лишь  ткнула  его  мордочкой  в  плечо,  насмешливо  фыркнула  и  продолжила  пастись.  Такое  пренебрежение  оскорбило  детеныша,  которому  в  это  мгновение  казалось,  что  ничего  хуже  не  могло  и  произойти,  поэтому  телок  еще  раз  жалобно  мекнул  и  приподнял  мордочку  к  небу,  словно  адресуя  ему  свое  возмущение.  Но  вместо  чистой,  ласковой  синевы  увидел  страшные  когти  и  жуткий  клюв.  Невыносимая  боль  пронзила  его  широко  распахнутые  глаза,  и  все  утонуло  в  безысходной  тьме. 

Беркут  напал  так  тихо,  так  молниеносно,  что  серна,  повернувшаяся  хвостиком  к  малышу,  даже  ничего  не  поняла.  И  только  услышав  громкий  хлопок  крыльев,  она  инстинктивно  сделала  мощный  прыжок,  спасаясь  от  неизвестной  опасности,  и  только  потом  оглянулась.  Но  в  бликах,  прячущегося  за  вершину  соседней  горы,  солнца  увидела  лишь  удаляющуюся  странную  тень.  Серна  беспокойно  мекнула,  метнулась  туда,  где  травы  еще  пахли  ее  детенышем,  но,  уловив  запах  свежей  крови,  сорвалась  с  места  и  стремительно  исчезла  в  чащобе.  Только  треск  сухих  веток  указывал,  куда  понеслась  охваченная  ужасом  осиротевшая  мать.

Люди    всегда  мечтают  о  крыльях.  Особенно  в  горах.  Там  —  где  глазам  все  близко,  а  ногам  —  ой,  как  далеко.  Казалось  бы,  вот  она,  соседняя  вершина.  Если  хорошо  размахнуться,  камень  добросить  можно.  А  на  самом  деле  —  пока  доберешься  чащами  да  буреломами,  обходя  обрывы  и  неприступные  скалы,  не  одна  кварта  пота  сплывет.  А  то  и  вернешься  обратно  —  потеряв  надежду  вскарабкаться.  Потому  что  нет  пути  человеку  туда,  где  пернатым  раздолье.  Вот  и  завидуют  люди  птицам.  А  чего,  спрашивается?  Так  ли  уж  надобно  везде  соваться?  В  долине  работы  мало?  Сказано  ж:  каждому  —  свое!  Может,  нарочно  так  задумано  богами,  чтобы  не  слонялись  чрезмерно  любопытные  там,  где  им  быть  не  должно?