Август, 25 число
Ветка хрустнула где-то позади. Я стремительно обернулась, ощупывая взглядом лесной полог. Нащупала кинжал за поясом, прижав к груди голову сына. Тот спал, как ему и полагалось в месяц от роду, знать не зная и ведать не ведая, какие опасности подстерегают его на каждом шагу.
Никого.
Нет, вру. Никого не видно, но кто-то за кустами есть. Я вытащила кинжал наизготовку и тихо, но отчётливо спросила:
– Кто там? Выходи, зверь или человек.
Орать на весь лес тоже не стоит. Если даже в кустах притаился хищник, он меня поймёт.
Но оттуда больше не донеслось ни звука. Я повернулась так, чтобы видеть боковым зрением те самые кусты, и наклонилась за травой. Это от кашля. Высушу, буду заваривать. Зима тут будет холодной, потому что и лето не слишком тёплое…
– Хозяйка, там зверь, – раздался тихий голос в стороне. Обернувшись, я увидела Лютика, который всё больше напоминал детский велосипед – худой, ушастый, длинный и нескладный. Он стоял, вытянувшись в сторону кустов, и нос его подёргивался от напряжения.
– Я знаю, – вздохнула я. – Будь осторожен и не нападай, пока на нас не напали.
– Я его порву! – зарычал Лютик.
Ага, порвёшь, как же…
Если это волк, то у Лютика нет ни одно шанса из миллиона против зверя. Так что лучше соблюдать нейтралитет и спокойствие.
Сорвав пару десятков листьев, похожих на узкий и длинный шпинат, я уложила их в сумку, которую сшила из шкур убитых зайцев Забава. В сумке было много отделений, и каждое я наполняла только одним сортом травы. Всё это надо будет высушить на печи, сложенной Буселом из глины, да не сжечь, не пересушить, чтобы разложить по матерчатым кармашкам. Я сама придумала новый способ хранить лекарства – на длинной широкой холщине кармашки, и всё это дело прибито к стене в моей горнице. Ибо не склянок, ни горшочков тут не было.
В кустах снова послышался шорох. Очень осторожный, очень тихий. И ворчание:
– Добыча… много мяса…
– Я не мясо, – громко сообщила зверю из кустов. Закрыла карман сумки и выпрямилась. Лютик заскулил:
– Это волк, хозяйка! Я буду биться до последнего дыхания, но…
– Спокойно, Лютик, мы не будем драться с волком.
Я глянула на кусты и внушительно добавила:
– Волк уйдёт охотиться на другую добычу!
В кустах снова раздался еле слышный шорох, а потом вдруг – лязг железа и тонкий крик животного, переходящий в плач. Лютик подпрыгнул и затявкал:
– Зверю больно!
– Я так и поняла, – сказала обречённо. Выдохнула, поправила сына в самодельном слинге и решительно направилась к кустам. Лютик заистерил:
– Не ходи! Не ходи, хозяйка!
Я проигнорировала собачий вопль и раздвинула колючие кусты. Большой бурый волк попал в западню – на его задней лапе защёлкнулись челюсти капкана. Лапа кровила. Наверное, кость раздроблена. Но зверь не выл и не скулил, он молча пытался перекусить железо. Я осторожно заметила:
– Ты не сможешь освободиться сам.
– У меня волчата, я должен, – сквозь зубы процедил он и с новой силой накинулся на твердь капкана. Я покачала головой:
– У тебя не выйдет. Дай я.
– Ты человек, ты хочешь убить!
– Нет, – мягко ответила на оскорбление моего рода. Хотя… Разве волк не прав? Прав.
Он блеснул в сумраке леса жёлто-янтарными глазами, сузил их, сказал жёстко:
– Ты убьёшь, волчата погибнут.
– У меня тоже есть волчонок, – показала я ему головку сына, тёмные волосики на макушке, выглядывавшей из-за слинга. – Не бойся, просто дай мне помочь тебе.
Волк оскалил зубы. Рядом со мной встал Лютик, и я ощутила жар от его пасти, от оскала, от готовности умереть за меня. Положив руку ему на холку, сказала:
– Лютый, нет.
Щенок, словно удивившись своему полному имени, глотнул с громким звуком и лёг. Он привык слушаться беспрекословно. А волк втянул носом воздух и раскрыл пасть в страдальческом дыхании. Лапа кровила. Ему было больно, но он старался не показывать этого.
