В проклятом доме, что скрипит,
Как кости мертвеца,
Лежит карта, написанная кровью звезд.
В ней ты отыщешь ответ про всех людей,
Что канули в безвестность.
Серый осенний свет сочился сквозь окна редакции, освещая темные волосы Шелли Редгрейв-Милнер, которая по обыкновению собрала в пучок. В свои двадцать три она выглядела одновременно старше и моложе своих лет – выразительные серые глаза, меняющие оттенок в зависимости от освещения или настроения, смотрели на мир с настороженностью человека, повидавшего больше, чем положено в ее возрасте. Стройная фигура в простых брюках цвета хаки и белой рубашке склонилась над компьютером, где она просматривала снимки сегодняшней фотосессии.
– Новичкам везет, – с завистью произнес Рашид Ямани, опираясь на спинку ее кресла и рассматривая фотографии через ее плечо. – Всего лишь первый месяц в «Лондон Кроникл», а уже такие снимки.
Шелли лишь пожала плечами, хотя внутренне была довольна похвалой коллеги. Испытательный срок подходил к концу, и ей нужно было доказать, что диплом журфака и тяга к фотографиям – не единственные ее достоинства.
– Мне нужно что-то более… цепляющее для завтрашней статьи, – сказал Рашид, наклонившись ближе, и Шелли уловила резкий запах его одеколона. – Может, поработаем над этим сегодня вечером?
Она отодвинулась, создавая дистанцию, хотя и улыбнулась. Рашид был привлекателен, умен и явно заинтересован, но она старалась сохранять дистанцию, хотя они все чаще оказывались вместе на заданиях.
– Может быть, – уклончиво ответила она, переключаясь на рабочий стол компьютера. – А может и нет.
Взгляд Рашида задержался на фотографии, установленной на фоне рабочего стола – десятилетняя Шелли и невысокий мужчина с добрыми глазами и седеющими висками стояли у полуразрушенного деревянного особняка, увитого плющом. Мужчина обнимал девочку за плечи, оба улыбались в камеру.
– Это твой отец? – поинтересовался Рашид.
– Дядя, – тон Шелли стал сдержаннее. – Дядя Уолтер. Это во Франции, недалеко от Лиона. Заброшенный особняк XVIII века.
Она не стала углубляться в подробности, что через два года после этого снимка дядя исчезнет в Турции при загадочных обстоятельствах, оставив в ее душе пустоту, которую она до сих пор не могла заполнить.
Шелли захлопнула дверь своей квартиры на окраине Лондона – родительский подарок на окончание университета. Она сбросила туфли в прихожей. Сумка с фотоаппаратурой соскользнула на пол. Двухкомнатная квартира с высокими потолками и скрипучим паркетом – казалась одновременно и убежищем, и клеткой. По-настоящему своим она сделала лишь угол в гостиной, где установила стеллаж с книгами по фотографии и путеводителями по древним местам.
Она включила чайник, сняла пиджак, распустила волосы и открыла окно, впуская холодный вечерний воздух. На подоконнике стоял миниатюрный глиняный сосуд – единственный сувенир, который она привезла из поездок с дядей Уолтером. Шелли машинально провела пальцем по выпуклому узору, изображающему какое-то древнее божество.
«Это хеттский бог грозы, – объяснял дядя Уолтер, когда они нашли этот сосуд на турецком рынке. – Хранит путешественников от опасностей в дороге.»
Она помнила, как дядя торговался за него, а потом подарил ей, хотя сам был коллекционером. «Тебе он нужнее, Шелли-белли, – сказал он, используя ее детское прозвище. – Ты ведь настоящая путешественница.»
Теперь, одиннадцать лет спустя, этот сосуд был безмолвным напоминанием о человеке, бесследно исчезнувшем в странном отеле, когда они вместе случайно обнаружили его.
Накатила привычная грусть – не острая, как раньше, а тупая, словно старый шрам, который ноет к перемене погоды.
