– Я календарь переверну… – напевал я, поглядывая в зеркало и орудуя бритвой.
Если у вас борода – это вовсе не значит, что не нужно бриться. А если, например, шерсть на морде растет неравномерно и получаются дурацкие кустики? Или шея заросла? Шею надо брить, иначе вид – неопрятный.
Половина пепеляевской физиономии в зеркале уже приобрела некое благообразие, вторая же оставалась покрытой шматочками пены. И в этот самый момент мне позвонили. В шесть тридцать! Третьего сентября, которое играло роль первого сентября, потому что первое сентября пришлось на субботу! Что за мерзавец мог себе такое вообще позволить? Хотелось, как в известном фильме про Ивана Васильевича, сделать драматичный жест рукой и вопросить: «Чего тебе еще, собака, надо?»
На самом деле ответов предполагалась масса, так что я в одном полотенце, обмотанном вокруг чресел, поскакал на кухню, сдувая пену с усов. Левой рукой подхватил со стола мобильник и проорал:
– ДА! – Голос мой явно был далек от дружелюбного тона.
– Пи… М-м-ать, Пепеляев, чего ты орешь-то с утра пораньше? – Это был Рикович. – Ты чего злой-то такой? Я вообще-то тебя с началом учебного года поздравить хотел!
– Поздравлять учителя с новым годом – это то же самое, что лошадку – с началом пахоты, – буркнул я. – Я люблю свою работу, но не до такой степени, чтобы радоваться звонкам по этому поводу в шесть тридцать утра!
– Ой, вы посмотрите, какая цаца! Тут, можно сказать, непосредственный начальник ни свет ни заря поднимается, берет с собой внеплановую премию и тащится к нему под окна, а он еще капризничает! А ну, давай спускайся и принимай свою премию! Хорошо поработал – так что будь любезен! – Сыскарь разве что елей не источал своим голосом.
Поработал я и вправду ударно, хотя последние выезды в качестве внештатного консультанта Сыскного приказа и казались мне какими-то скучными: там артефакт покрути-поверти, здесь техномагическое устройство выключи, тут мимо проклятого голема-охранника в древний склеп пройди… Ничего подобного приключениям в Мнемозино или Мозыре. Рутина. Но премия? Премия – это всегда хорошо. Так что я мигом запрыгнул в шорты и в таком виде, со шматочками пены на лице и голым торсом, попер вниз, на крыльцо. Потом добреюсь, в конце-то концов.
У подъезда торчали Рикович и Наталья Кузьминична. И четыре тяжеловооруженных опричника. И три внедорожника-броневика. И эвакуатор, у которого на платформе располагалась тачка, весьма похожая своими угловатыми формами на классический такой «Гелендваген». Двери его были перетянуты желтой лентой с угрожающими надписями типа «не влезай – убьет». На латинке, понятное дело.
– Однако, – сказал я. – Кто бы сомневался!
– Дело-то плевое, – житейским тоном пояснил Иван Иванович, протягивая мне руку для приветствия. – Залезешь через багажник, сзади. Посадишь ту тварь в контейнер. Плотно закроешь крышку. И все – машина твоя!
И как ему удается с утра выглядеть таким бодрячком? Может, употребляет что-то? Или – магические штучки? Хотя ответ, скорее всего, еще проще: он не ложился. И бодрость эта – наносная.
– А? – Стекла электрокара были максимально затонированы, и понять, что именно имеет в виду Рикович под словом «тварь», не представлялось возможным.
– Плевое дело, говорю. Тебе – машина, нам – барахло из бардачка. Это «Урса», отличная тачка, мощная, как танк! Оформим за три минуты, она как конфискат проходит, вещдоки – только в бардачке. Так что – по рукам?
Я заметил, что один из опричников вместо автомата Татаринова вооружен ранцевым огнеметом, и решительности мне этот факт не добавил. Но они ведь почему-то приперлись в шесть тридцать в спальный район? Наверное, опасность для окружающих не такая и большая?
