Измена. Прощай (не) любимый - Зоя Астэр

Просыпаюсь от звука сработавшего таймера духовки. Неужели опять уснула? В последнее время это со мной случается, стоит только присесть на диван.

Всё-таки беременность в тридцать девять лет – совсем не то же самое, что в восемнадцать. Когда я носила свою старшую дочь, то бегала до самых родов, как заяц из рекламы батареек.

Неуклюже переваливаюсь, чтобы сесть в мягких подушках, а потом встать на ноги. Я на седьмом месяце, а живот уже такой, будто скоро рожать.

Если прямо сейчас не вытащу сливовый пирог из духовки, то он сгорит, и все мои труды пойдут насмарку.

Ставлю на стол силиконовую форму и с чувством удовлетворения давлю пальцем на слегка подрумяненную меренговую корочку. Идеальный хруст.

Запах карамелизированных слив приятно щекотит ноздри. Сейчас заварю себе чай и съем кусочек.

В голову приходит мысль, что я сегодня похожа на безупречную домохозяйку с американских рекламных плакатов пятидесятых годов прошлого века. Идеально прибранный дом. На столе горячий пирог, на который потрачено три часа. И я сама в аккуратном платье и даже с укладкой.

Ходила утром на встречу с подругами, одна из которых ляпнула в прошлый раз, что беременность в моём возрасте – это крест на себе и страшная дурость. Так что хотелось выглядеть шикарно ей назло.

Девочки – такие девочки. Я знаю, что на самом деле Надя, та самая подруга, так не считает. Просто её недавно бросил муж, и чужое счастье ей поперёк горла. Ну и я, наверно, не лучше. Специально принарядилась сегодня, даже нитку жемчуга на шею повесила, чтобы Надя видела, какая я, по сравнению с ней, благополучная и довольная этой самой беременностью в тридцать девять лет. Задели меня её слова.

Теперь мне немного стыдно. Я кажусь сама себе лицемеркой.

Кидаю взгляд на семейное фото, висящее на стене. На нём муж обнимает за плечи меня и Лиду, нашу дочь. Она уже совсем взрослая - скоро двадцать лет исполнится. Уехала в другой город учиться в институте. Даже не верится, что время пролетело так быстро.

Девятнадцать лет у нас с Мишей не получалось завести второго ребёнка. И я уже смирилась с тем, что в следующий раз подержу на руках младенца, когда Лида родит нам внука. Но вышло иначе.

До сих пор боюсь проснуться и обнаружить, что это сон - настолько не верится, что, наконец, получилось.

В дверь звонят, и я удивлённо смотрю на часы. Всего-то пять вечера. Миша обычно возвращается не раньше восьми.

Облизываю палец, к которому прилипли сладкие крошки, и утиной походкой иду к двери.

Через глазок вижу смутно знакомую женщину. Молодая, смазливая и рыженькая. Может, подруга Лиды?

- Вера Леонидовна, мне нужно с вами поговорить, - доносится до меня голос незваной гостьи из-за двери.

Интересно, о чём?

Поворачиваю замок и открываю дверь. Где же я всё-таки её видела?

Девушка выглядит взволнованной и решительной. Плотно сжимает подведённые помадой губы. Серо-зелёные глаза враждебно блестят.

В животе комом переворачивается нехорошее предчувствие. Похоже, разговор будет не из приятных.

Я жду, что гостья начнёт говорить о том, зачем явилась на мой порог, но она лишь оторопело молчит. Смотрит на меня во все глаза и, кажется, даже собирается заплакать.

- Простите, не могу вспомнить ваше имя, - я ёжусь от холода. На дворе осень. Позвонившая в дверь женщина, стоит в пальто, и моё платье не спасает от залетающего с улицы ветра.

- Юля, - подсказывает гостья.

Я понимаю, что она таращится на мой живот. Просто глаз с него не сводит.

Становится как-то неприятно, и я кладу руку на свой беременный живот в защитном жесте.

- Так вот почему он от вас не уходит, - говорит эта Юля, не поднимая взгляда.

Нехорошее предчувствие превращается в тошноту, подступающую к самому горлу.