Трон, никогда не бывший предметом зависти для слабых, вполне мог внушить ужас Максиму и Бальбину, когда они взошли на него. У ворот Италии они видели грозного врага, страшного как своей силой, так и жестокостью, против которого предстояло вести войну не на жизнь, а на смерть – без надежды на мир, без иного выбора, кроме как убить или погибнуть. В самом Риме – недисциплинированное войско, беспокойный народ, всегда готовый к мятежу. Добавьте к этому неизбежную ревность между двумя соправителями и противоположность характеров, усугубляющую противоречие интересов. Столь пагубное стечение обстоятельств предвещало им бедствия, которые вскоре и обрушились на них.
Исполнив первый долг, наложенный на них приличиями, – добившись от сената указа о причислении обоих Гордианов к лику богов, – а также назначив двух высших сановников: префекта города (им стал Сабин, по-видимому, тот самый, кто предложил избрать их императорами) и префекта претория (эту должность получил Пиндарий Валент, дядя Максима), – они разделили между собой государственные заботы. Максим, как более воинственный, взял на себя командование войсками против врага; Бальбин остался в городе, чтобы поддерживать порядок.
Какой бы неотложной ни была угроза со стороны Максимина, римляне оставались столь преданными любителями зрелищ, что Максиму пришлось устроить для них перед отъездом театральные представления, скачки в цирке и бои гладиаторов. По поводу последних Капитолин сообщает любопытный анекдот, который не стоит упускать. Он утверждает, что существовал обычай, по которому императоры давали гладиаторские игры перед тем, как отправиться на войну. Историк приводит две причины этого обычая. Первая – суеверие: римляне верили, что пролитая в городе кровь умилостивляет злобных божеств, заранее давая им возмещение за кровь солдат, которую те пощадят. Вторая причина была менее нелепой: по словам цитируемого автора, этим хотели воодушевить воинов примером мужества гладиаторов и приучить их глаза к виду крови.
Как бы то ни было, независимо от мудрости этого обычая и его объяснений, едва Максим покинул Рим, как в городе вспыхнул страшный мятеж [1], поставивший его на грань гибели, – что ясно показало и дурные настроения умов, и неспособность Бальбина.
Максим оставил в Риме значительную часть преторианцев, главным образом старых солдат. Некоторые из них вместе с толпой простых граждан собрались у дверей сената, где как раз шло обсуждение государственных дел; двое или трое, движимые любопытством, даже проникли в зал заседаний и, чтобы лучше слышать, разместились у алтаря Победы. Они были в мирной одежде и без оружия, тогда как все сенаторы были вооружены – из-за тревожной обстановки, всеобщего волнения, охватившего город и всю империю; они каждую минуту ждали внезапной опасности и считали благоразумным принять меры предосторожности.
Галликан, лицо консульского звания, и Меценат, бывший претор, – люди горячие и порывистые, – заметив упомянутых солдат, заподозрили недоброе и с безрассудной жестокостью набросились на них с кинжалами, которые выхватили из-под тог, и сразили насмерть у подножия алтаря Победы. Остальные преторианцы, испуганные гибелью товарищей и не имея при себе оружия для защиты, бросились бежать к своему лагерю. Галликан вышел из курии с окровавленным кинжалом в руке, крича, что только что убил двух шпионов Максима; он обвинил всех преторианцев в измене и призвал народ преследовать их. Его призыв был услышан слишком хорошо: преторианцы, гонимые огромной толпой, нашли спасение лишь в своем лагере, где заперлись и приготовились к обороне.
