Игра в переводного
Рассказ
Зоя Геннадиевна умирала тяжело. Болезненными страданиями извела вокруг себя и проживавшего с ней сына Петю и его старшую сестру Вику, из самого Нижнего Новгорода приехавшую поухаживать за доходящей престарелой матерью. И врачей измучила – чуть не каждый день карета скорой помощи с перевёрнутой надписью «Ambulance» подъезжала к подъезду двухэтажного дома – бывшего общежития закрытой поселковой мебельной фабрики. Поднимавшиеся на второй этаж в перепланированную из двух комнат тесную квартиру врачи делали уколы с транквилизаторами, успокаивали Зою Геннадиевну, желали здоровья, скорейшего выздоровления и, вручив невидимый букет оптимизма, уезжали под безучастные укоризненные взоры Петра и Вики.
– Слушайте, вы бы поменьше бодрили её, – не выдержал однажды Пётр, среднего роста крепко скроенный, хоть и рано облысевший шахтёрский пенсионер пятидесяти лет. – Вы как уезжаете, она же жизни никому не даёт. Орать начинает, командовать. Мол, врачи сказали, что я скоро танцевать начну, а вы, мол, подлецы эдакие, меня заживо хороните. То деньги какие-то требует, которые мы у неё украли. То лекарства от неё прячем. То нужным врачам её не показываем. Она уже на горшок оправиться сесть не может, вдвоём её поднимаем и держим, а вы – про танцы…
– Работа у нас такая, – улыбнулся моложавый, но, судя по сноровке, опытный врач, – ну, не про опухоль же в её головном мозге нам рассказывать. Сильное сердечко у вашей мамы. Сильное. Извините за каламбур, могла бы ещё сексом заниматься, было бы с кем. Мужа, как я наблюдаю, нет. Давно умер?
– Батя с нами и не жил. В райцентре где-то дни разменивает.
– Понятно. Извините и не обессудьте. Всю жизнь сама?
Пётр удивлённо поднял на врача посеревшие от постоянного недосыпа глаза и переспросил:
– Вам это зачем знать?
– Просто интересуюсь, – не смутился доктор. – Бытует такое мнение, что одинокие женщины болеют раком гораздо чаще замужних. И что любопытно, рак головного мозга в первом случае имеет преобладание над остальными видами онкологической патологии.
– Любопытно вам, – нахмурился Пётр, мельком вспомнив покинувшего его в раннем детстве отца, отношения с которым наладить так и не удалось. – Какая разница, от чего там эта болячка к женщинам прилипает и виноваты ли в этом мужики. Тут уже ждёшь, не дождёшься, когда она отдаст Богу душу, и сама отмучается и нас с сеструхой отпустит.
– Нет-нет, уважаемый, вижу, что вы тоже мужчина одинокий. Сестра уедет, а вы с кем? Будете до гроба в переводного дурака с собутыльниками у подъезда играть? И долго так протянете? И главное: ради чего?
– Вообще-то я не картёжник, а шахматист, – подтянув слегка выдающийся пивной живот, огрызнулся Пётр.
– Знаю, Пётр Васильевич, знаю. Были даже, как свидетельствует история, чемпионом района лет так тридцать назад, – улыбнулся доктор.
– А откуда знаете, если не секрет?
– Да какие секреты? Отец про вас рассказывал. Горин его фамилия. Если помните, даже играл против вас на межведомственном первенстве. Он ещё студентом был, за «Спартак» выступал, а вы за «Трудовые резервы». Проиграл батя, но до сих пор хотел бы взять реванш у знаменитого когда-то Петра Завьялова.
– Горин…Горин… – задумался Пётр, скривив на бок маленький нос и сморщив блестящий лоб. – Не, не помню такого… Высокий, чернявый?
– Нет, маленький, как я, в очках роговых.
– Извините, не помню. Но отцу привет. Если надо реванш – я завсегда готов.
– Хорошо, передам, – весело махнул рукой доктор и гулко захлопнул дверь кареты скорой.
*
Зоя Геннадиевна отошла неожиданно в середине июля. Перед этим, словно посланница неведомых сил, проведать старушку пришла её старая подруга – вместе когда-то трудились на мебельной фабрике. Посидели, искривившись, погрустили устало, беспечную молодость вспомнили. И хоть мысли Зои Геннадиевны путались, а речь была беспорядочно неразборчивой и чрезмерно громкой, подруга виду не подала – всё кивала, вежливо соглашалась, невинно улыбалась. Потом вышла в узенький коридорчик и повелительно шепнула Петру у дверей:
