– Вот и приехали, – крикнул издалека охранник каравана, ранее посланный в разведку, – еще полчаса, не больше.
Хе Гоудань облегченно выдохнул, повел окаменевшими за время пути плечами, открыл блокнот для записей и, проведя кистью по крошечной походной тушечнице, записал: «День двадцать седьмой путешествия. Мы, наконец, прибыли в Цай Хонг Ши[1]. Как и предупреждал учитель, дорога оказалась утомительной не столько для тела, сколько для ума. Торговцы, как и охранники, не блещут умом, и все их тайные пороки я выяснил уже на седьмой-восьмой день пути. Прихваченную в дорогу нуднейшую, да простит меня учитель, книгу о правилах этикета в западных землях я со скуки выучил наизусть, а потом научился впадать в своеобразный дорожный транс. Я заметил, почти все опытные путешественники неплохо владеют сим искусством. Этот транс отличается тем, что человек следит за дорогой, делает минимально необходимые движения и даже поддерживает разговор, но при этом его ум словно ложится в спячку, в глазах – ни единой мысли, на языке – скудный набор из тридцати слов, и лишь неожиданный вопрос или нападение может вывести его из транса.
Показалась стена Цай Хонг Ши. Несмотря на название, город, а точнее его стена, выглядит серо и уныло. Впрочем, я слышал, что радужным его прозвали не из-за пестроты зданий, а из-за странной системы разделения города на районы, каждому из которых присвоили какой-то цвет.
Провинция.»
В тушечнице закончились подготовленные заранее чернила, и Хе Гоудань поневоле прервал записи. Он аккуратно протер кисть специальным платочком, затем сложил рукоять пополам и засунул ее в миниатюрный деревянный футляр, прикрепленный к запястью, затем прикоснулся к записям и заставил их высохнуть. Тушечница также отправилась в футляр.
Гоудань распрямил спину, потянулся и стал дожидаться въезда в город.
Возможно, отправиться в далекий провинциальный город было не самой лучшей идеей, но Гоудань устал ждать, когда же учитель доверит ему первое дело. Целых одиннадцать лет Хе изучал сложное искусство сыска, погружался в пыльные свитки, разбирая заковыристые почерка судебных секретарей, читал никому не нужные книги, которые писали мастера одного дела – люди, посвятившие свою жизнь какому-то очень узкому направлению, например, лакированию ногтей на ногах или способам завязывания шнурка на королевских посланиях. Хе не представлял, как можно изо дня в день, из года в год делать одно и то же, и не просто делать, а погружаться туда с головой, переписываться с такими же фанатиками, стараться выдумать что-то новое, а потом, ближе к концу жизни, выплеснуть накопленные знания в толстенный письменный труд, который никто никогда не прочитает. Кроме учеников уважаемого Зинг Ян Би, конечно.
Гоудань считал, что учитель тратит большую часть своего времени, отыскивая таких ненормальных и покупая их труды, только ради того, чтобы поиздеваться всласть над учениками.
Другие ученики, пришедшие одновременно с Гоудань или позже, уже выполнили свое первое задание и начали независимую карьеру, лишь Хе продолжал бегать по поручениям учителя.
Возможно, это было связано с его невысоким талантом всего лишь в двадцать три единицы, но Зинг Ян Би[2] часто повторял, что магию в сыскном деле используют лишь неудачники. А потом добавлял, что полностью избегают магию только тупицы. Вот и пойми, что лучше. Впрочем, учитель любил озадачивать учеников противоречивыми словами.
– Покажите ваши таблички! – послышался грубый голос. Гоудань поморщился, но достал из-за пазухи именную табличку, на которой было высечено его имя, город, откуда он выехал, и цель прибытия. С другой стороны таблички было написано имя Зинг Ян Би, как главного поручителя.
