Хозяйка Замка Дракона - Алиса Лаврова

1

— Подумаешь, слегка наказал… Всё, что делает муж, нужно сносить с должным терпением. Он и так взял тебя в жены в 25, такую старуху. На тебя бы никто не позарился, а он добрый человек, проявил милосердие. Привёл в свой богатый дом, окружил любовью и заботой. Нас, твоих родителей, не побрезговал приютить. А ты взялась характер показывать. Я не так тебя воспитывала…

По щеке мачехи катится одинокая слезинка.

— Этот добрый человек ударил меня кулаком в лицо, — дрожащим голосом говорю я. В памяти Летиции я нахожу воспоминание об этом моменте, и меня до сих пор трясёт от того, что эти безумцы считают такое нормальным.

— Да что с тобой случилось, неблагодарная? Вздумала дерзить такому большому человеку? Ты же всегда была такой покладистой, такой хорошей, что на тебя нашло в конце концов? Бесноватая ты, что ли?

Трогаю синяк на скуле и до сих пор чувствую железный привкус крови во рту, напоминание от мужа о его бесконечной любви и заботе по отношению ко мне. Точнее, не совсем ко мне, а к девушке, в теле которой я оказалась.

Монотонный голос мачехи продолжает бубнить без умолку о том, какая большая удача меня постигла, когда я встретила Альфреда, какой он благодетель и как сильно наша жизнь изменилась благодаря его участию. И как я вдруг стала неблагодарной и отказалась отдать ему побрякушку, серебряный медальон, единственную вещь, оставшуюся в память о моём настоящем отце, точнее, отце Летиции. В памяти этой девушки это единственный момент, когда она решила показать характер и отказалась сделать то, что ей приказали.

Летиция собрала в кулак всю свою крошечную волю и сказала "нет", когда Альфред вытянул руку, чтобы она вложила в неё медальон. Она прижала его к груди и сказала:

— Пожалуйста, не отбирайте. Я сделаю всё, что хотите, только не отбирайте медальон.

— Мужу принадлежит всё, что принадлежит жене. Я считаю до трёх.

На счёт три последовал сильнейший удар кулаком, после которого слабая душа Летиции покинула её тело.

— Будь он проклят, поганый садист, — говорю я, — больше ни дня не останусь в этом доме.

Мачеха испуганно смотрит на меня и прикрывает рот обеими своими руками. Потом затыкает мне рот ладонью и шепчет на ухо:

— Молчи, молчи, Лети, даже думать о таком не смей. Ты что, бесноватая? Хочешь, чтобы тебя отправили к инквизиторам?

Её белый нелепый чепчик сползает ей почти на ухо, но она не замечает этого, по-видимому, до крайности шокированная моими словами.

Отпихиваю её руку и встаю, делаю шаг назад, чтобы она до меня не дотянулась.

— Я ненавижу этого поганого подонка! — говорю я, стараясь сохранить хладнокровие, но это плохо мне удаётся. В этом чужом мире мне бы следовало играть роль маленькой покорной овечки, которой всегда была Летиция, но оправдывать насилие — это уже слишком. Если она не могла постоять за себя, то я терпеть не буду.

Глаза мачехи округляются, и её лицо за секунду из багрово-красного становится белым, как простыня.

— Кого это ты ненавидишь, Летиция? — вдруг слышу я за спиной вкрадчивый голос Альфреда.

— Оставьте нас, дорогая. Я вынужден буду ещё раз проучить вашу дочь, — ласковым голосом говорит мой муж и за локти поднимает мачеху с кровати, на которой она сидит.

Мачеха тут же торопливо убирается из комнаты, согнувшись в нелепом подобострастном поклоне, даже не оглянувшись на меня. Дверь хлопает, и я остаюсь наедине с огромным Альфредом, который преграждает мне путь к возможному бегству.

Он подходит ко мне и хватает меня за шею своими толстыми пальцами. Кожа на его лица пошла красными пятнами. И я знаю, что это признак крайнего уровня злобы. Летиция не раз видела его в таком состоянии, и это было самым плохим знаком.

— Ты, похоже, плохо понимаешь хорошее обращение, Летиция. Я буду учить тебя до тех пор, пока ты не усвоишь урок.