Хозяйка лесопилки, или Забытая жена - Дара Хаард

Бывают сны, после которых просыпаешься, и думаешь, на самом деле все происходило, или это всего лишь сон. Вот и сейчас я проснулась, но боялась открыть глаза, потому что там, во сне, я умерла. А если быть точнее, шла по тротуару, нагруженная пакетами, а автобус, который должен, по идее пронестись мимо, что есть силы впечатал мое тело в крытую остановку, дальше темнота. Так реально, так страшно…

Еще пару секунд я пыталась прийти в себя, потом аккуратно высунула нос наружу из-под теплой шкуры и поняла, что дома у меня шкуры точно нет. Укрываюсь я как все обычные люди, одеялом или пледом, но не как не шкурой. Сглотнула тугой комок и попыталась не дышать, только сейчас поняла, что вонь в комнате стояла удушающая. Чем только не воняло, и горелой едой, и немытыми телами, и мочой, от запаха которой даже глаза заслезились.

‒ Нэнька чего валяешься, — ‒ зычно раздалось над ухом, и я вздрогнула, — вставай давай, ленивица, сестра сегодня замуж выходит, а ей и дела нет, спит как принцесса.

Я тихонько посмотрела, стараясь разглядеть того, кто стоит надо мной, и зажмурилась. Женщина была дородной: красное от злости лицо без тени косметики, на голове шапка. Белая рубаха с рюшами на груди и сарафан, расшитый блеклыми нитями, так, наверно, одевались мои предки, и это вызывало оторопь и непонимание происходящего. Женщине надоело кричать, и она с силой стянула шкуру, а меня, как нашкодившего котенка, скинула с кровати. Я была не то, что испугана, я была удивлена, что она смогла так легко скинуть восемьдесят килограммов, пока не увидела свои руки. Тонкие, можно сказать, хрупкие косточки, длинные пальчики с обгрызенными под кожу ногтями.

‒ Быстро пошла помогать бездельница, ‒ возмущалась тетка, ‒ кормишь ее, одеваешь, обуваешь, а она, неблагодарная, не может сестре помочь.

Женщина еще побурчала для порядка и ушла, оставив меня в полной растерянности. Нет, я читала и про попаданок, и про переселение душ и как-то сразу поверила, что там, на родине, я умерла, но где мой дворец, принц и белый конь?! Ведь в книжках все так красиво… я встала, отряхнула с длинной рубахи серого цвета налипший мусор, оглянулась.

Комнатка была небольшой, здесь помещалась кровать, сбитая из простых досок, с матрасом и шкурой, рассохшийся сундук со ржавыми уголками. На столе стоит, пуская клубы едкого дыма, свеча из жира, они дешевые, но воняют и брызгают, пронеслась в голове чужая мысль. Постаралась взять себя в руки и не впасть в истерику. А мысли не уходили… успокоили, что дом заговорен от пожаров, а то бы давно вспыхнул. Я потерла ногу об ногу и не зная, что делать. От одной стены беленой приятно веяло теплом, отчего я решила, что это стена, печь. Небольшое узкое оконце затянуто чем-то непонятным, и света почти не пропускало.

‒ Нэнькааа, ‒ раздался издалека крик, и я встрепенулась: не хотелось, чтобы опять пришла крикливая баба и брызгала тут слюной от злости, а то и приложит по спине кулачищем. Мне вдруг пришло понимание, что приложит, и сделает это с удовольствием, Нэньку тут постоянно били. Я даже подняла подол, чтобы удостовериться, что все ноги девчонки были в синяках. Свежих и уже позеленевших. Не девчонки, тут же одёрнула я себя, а мои ноги. Сама Нэнька умерла, напившись с горя воды с припарки болиголова. Трава ядовитая, и Нэнька это знала и так решила свести свои счеты с жизнью.

Любовь у нее была, любовь безответная, к жениху сестры. Сестра Нэньке была неродная, а двоюродная и жила Нэнька тут из жалости. Отец кузины был братом отца Нэньки. Сестры как-то пошли на базар там и повстречали красавца Надима Савра. Парень девушек заприметил тоже, вернее, сестру Нэньки Азалию и влюбился. Даже на брак, который был чистым мезальянсом, против воли родителей пошел. Род Савров был путь небогат, но знатен, древний род.