Грешники - Агата Лель

Мы в ответе за тех, кого приручили.

Антуан де Сент-Экзюпери

– Иди сюда, я сказал!

– Руки убрал!

– Я говорю – сюда иди! – Рустам дёргает меня за капюшон куртки, отчего я по инерции подаюсь назад и едва не падаю на оплёванные ступеньки. – То, что мне про тебя рассказали – это правда?

– У нас ничего не было! – в подъезде, как обычно, темно, но лунного света достаточно, чтобы рассмотреть, какой яростью налиты его глаза. – Я не знаю, кто рассказал тебе эту чушь, но всё это бред полный. У Катьки спроси, я с ней весь вечер была!

– То есть это не ты зажималась с Дроновым за клубом?

– Ты совсем больной? Почему ты веришь всем, кроме меня? Вообще‑то, это я твоя девушка! Рус, ну прекращай, правда, – тяжело выдыхаю и провожу ладонью по его отросшей щетине. – Дебилов полно, несут всякую ахинею, а ты уши развесил.

– Точно?

– Абсолютно! На вот, – достаю из кармана телефон и пихаю ему в руку, – звони Косте, он тебе видео с камер наблюдения покажет. Это была не я.

Рустам несколько секунд молчит, словно взвешивая, стоит ли мне верить, а потом заметно расслабляется. Отпустив капюшон, перемещает руку под воротник моей куртки и мягко массирует пальцами шею.

– Смотри у меня, если только узнаю…

– И что будет?

Нарываюсь. Как пить дать, не избежать продолжения скандала, и Рус действительно сразу же начинает заводиться по новой.

– Потом проверишь. Мне гулящая не нужна, поняла?

– Тон сбавь.

– Твою мать, ну почему ты тугая такая? – сжимает под моим горлом воротник и припечатывает спиной к стене. – Знаешь ведь, что я не люблю, когда со мной разговаривают вот так. Знаешь, а всё равно рот открываешь. Язык у тебя как помело. Думай, что и кому говоришь.

– А не засунул бы ты свои угрозы в задницу!

Наверху скрипит дверь, и на лестничную клетку падает прямоугольник тускло‑оранжевого света:

– Опять вы? Да как вы задолбали, а! Идите на улицу и там материтесь, людям на работу рано!

Хлопок двери оказался настолько оглушительным, что с потолка с тихим шуршанием посыпалась серая штукатурка.

– Дура, – бурчу под нос, а потом резко дёргаюсь, сбрасывая с себя руки Руса. – Да пусти ты, психопат.

– Да ладно тебе, Вик, ну ты чего, – начинает уже более миролюбиво. – Ну, ты ж знаешь, какой я ревнивый. Как услышал, что ты с Дроном… забра́ло упало. Ты моя, поняла?

– Люди – не заклеймённые овцы в стаде, они сами по себе, Рус.

– Это на что ты сейчас намекаешь? – зло щурится, опершись ладонью о стену, перекрывая тем самым мне путь к лестнице. – Давай, обоснуй.

– Песня та же и поёт она же, – тяжело вздыхаю и смахиваю его руку. – Мне домой пора, дай пройти.

– Нет, ты договаривай, раз начала.

– Пусти, – начинаю закипать.

– Я с тобой пойду.

– Нет, я пойду одна. Я выспаться хочу, а не отношения выяснять, – и под нос: – В гробу я их видала.

Опрометчиво. Ох, дура.

Увернуться на успеваю – кожу щеки обжигает пощёчина. Больная. Горячая. Позорная.

И увы, не первая в моей жизни…

– Проваливай отсюда! Вали, я сказала! – отпихиваю его руками и, удерживая лямку кожаного рюкзака на плече, бегу по тёмной лестнице на этаж выше. – Уходи! Я сейчас ментам позвоню, понял? Тёть Зин, – молочу кулаком по двери соседки, – звони участковому!

– Вик…

– Пошёл, урод конченый!

Добежав до своей квартиры, буквально вваливаюсь внутрь, подперев изнутри дверь спиной. Глаза жжёт от слёз, рывком смахиваю их рукавом куртки и шумно шмыгаю носом.

Какое же ты животное, Самбуров! Ненавижу! Ненавижу!

Подобная стычка у нас далеко не впервые, он задрал уже своей необоснованной ревностью. Чуть что – вспыхивает как спичка, и попробуй останови. Связалась на свою голову, идиотка, а как развязаться – не знаю.

Обычно после такого он поднимается следом и стучит в дверь, просит впустить, а сейчас на лестничной клетке за спиной тихо, но совсем не это привлекло моё внимание, а…