Пленного грубо усадили на стул и стянули с головы пыльный мешок из грубой ткани. Он жадно втянул воздух и наклонил голову вбок до характерного щелчка где-то между шейными позвонками.
– Руки на стол! – сухо приказал человек в длинной серой потрепанной мантии с нависающим над лицом капюшоном.
Пленник осмотрел его прислоненный к стене силуэт и перевел взгляд на обритого налысо юношу за столом перед собой. В желтоватом свете керосиновой лампы явно поблескивали капли пота на его лбу. Молодой человек не поднимал взгляда и тщательно заполнял щариковой ручкой расчерченный лист пожелтевшей от времени бумаги.
– Дикий, давай сразу договоримся, что повторять я не буду! – сказал человек в капюшоне.
– А иначе что?
Человек в мантии отошел от стены и кивнул кому-то за спиной пленного. Один из охранников притянул плечи дикого к спинке стула, второй поднял его туго связанные ржавой цепью руки на стол и прижал их ладонями к исцарапанной столешнице.
– Иначе, – человек в мантии выпустил из правого рукава мантии молоток и, невысоко замахнувшись, ударил им по кончикам пальцев дикого. – Это!
Связанный взвыл и стиснул зубы, медленно и громко выдохнул воздух через нос.
– Поверь, мне это нравится не больше, чем тебе, но такие правила. Это не записывай, – тихо проговорил человек с молотком на ухо бритому писарю. – Итак, имя?
– Я с тобой, падла, говорить не буду! – еще сжимая зубы прошипел дикий.
Головка молотка снова соприкоснулась с уже налившимися кровью ногтями дикаря.
– Это записывать? – уточнил юноша.
– По делу писать будешь, – напряженно ответил человек в капюшоне. – Мне кажется, мы немного не так начали. Меня зовут брат Сергей.
– Не брат ты мне!
Сергей взмахнул молотком и нанес третий удар по уже синим ногтям пленного.
– Кино значит насмотрелся, юморист. Ничего, и не таких ломали.
– Я с тобой говорить не буду, – переведя дыхание после сдерживания болевого стона, повторил дикий и попытался всмотреться в закрытое капюшоном лицо брата Сергея. – Но вот ты скажи мне, зачем весь этот маскарад?
Молодой писарь поднял голову и внимательно всмотрелся в холодный взгляд своего оппонента по столу и ожидающе повернулся к человеку в мантии. Тот молчал.
– Здесь сыро, темно как в, ну ты понял, окно маленькое в самом верху, понятно же, что подвал, а вы мне тут мешок на голову. Зачем? Подвалы у вас только в усадьбе.
Пламя керосиновой лампы чуть заметно колыхнулось, когда в приоткрытой двери появилась еще одна фигура в капюшоне.
– Серег, заканчивай тут, и в приемную его! Старший приказал.
Брат Сергей потер выбритый подбородок и начал раздавать указания:
– Сань, ты свободен! Только быстро. А этого подняли, – он уточнил для охранников, – и через черный ход в зал. Быстро!
Каждый новый шаг по пропахнувшим сыростью подвальным коридорам отдавался болью в коленях пленного. Кровь пульсировала в висках и пробивала током в ногтях, посиневших от топорной работы дознавателя, но остановиться и перевести дух не давали ни два молодых охранника, которые регулярно, казалось, наперегонки подталкивали в спину, ни перевешивающие вперед тяжелые ржавые цепи на руках.
Коридор между комнатами подвала с двух концов освещали факелы, пламя которых играло от нечастого движения засмоленного плотного воздуха. Узник иногда все же замедлял шаг, тяжело вздыхал, но получив очередной толчок в спину, смыкал окровавленные растрескавшиеся губы и продолжал идти.
Один из охранников немного ускорился и толкнул тяжелую дверь перед собой. Второй подогнал дикого очередным пинком.
В открывшемся помещении от самых дверей и до неуклюже застланного вязаными платками кресла за длинным отлакированным столом стояли ровными шеренгами люди, облаченные в тяжелые темные мантии с капюшонами, почти полностью закрывающими лица. Только гладко выбритые подбородки поблескивали, отражая свет керосиновой лампы, стоявшей по центру стола.
