Фарфоровая кукла. Ненависть на грани - ЕВА РИЧЧИ

СОНЯ

– Сонь, я вчера пенсию получила, отложила две тысячи, – подходит и протягивает зелёные купюры, – спрячь себе в копилку к следующему месяцу наберём на новые пуанты, – сообщает бабушка.

– Нина Сергеевна, опять вы экономите на себе и лекарствах? – поворачиваю голову на бабушку и строго смотрю на неё.

– Внучка, мне же ничего не надобно. Знаешь, как мне неловко перед тобой? – проходит и садится на собранный диван. – Сонечка, ты умница у меня, красавица, талантливая, вон какая. Всего самого лучшего достойна, только обидно мне, что помочь ничем не могу… – горестно вздыхает.

Сижу на полу гостиной и собираю старенькую спортивную сумку. Сегодня очередная репетиция, а значит, вновь придётся сгорать со стыда из-за отсутствия денег в семье. Меня держат в академии лишь за талант и трудолюбие. С нас не требуют дорогой одежды. Можно и недорогие марки приобретать, главное, чтобы вещи были новыми и соответствовали виду. А ведь мне даже на простую спортивную одежду не хватает денег. Автоматически глажу пальцами пуанты, мои верные спутники, пережили сотни часов тренировок и десятки выступлений. Когда-то они были новыми и блестящими, но теперь выглядят так, словно перенесли множество битв. Кожа на носках сильно изношена, кое-где порванная, оголяет внутреннюю ткань. Ленты, которые когда-то прочно удерживали пуанты на ногах, теперь выцветшие и потрёпанные, а их кромки начали махриться. Подошвы от бесконечных репетиций стали тонкими и мягкими, почти не поддерживают стопы. Поднимаюсь на ноги и приближаюсь к своей старушке, обнимаю и говорю:

– Больше и слышать не желаю, что тебе стыдно! Не знаю, как бы сложилась моя жизнь без тебя. Полагаешь, в детском доме я имела новые пуанты? Думаешь, мне было бы там лучше? Или после выпуска оттуда я смогла бы добиться спортивных успехов? – говорю на эмоциях, едва сдерживая себя.

– Внученька, чего опять начинаешь? Разве я смогла тебя оставить, когда твои родители неожиданно погибли. Благо по возрасту я проходила для опекунства. И даже если тебя не отдали мне, я всё равно боролась бы за кровиночку свою до последнего, – гладит меня по спине.

– Вот и помни, как много для меня сделала, и не думай о том, что дать, не можешь. Я уже взрослая и всё понимаю. Ты одна тянешь нас на свою пенсию, а мне пора подрабатывать, а не предаваться мечтам об успехах и славе, – проговариваю то, что давным-давно меня изнутри грызёт.

Бабушке семьдесят четыре года. Со здоровьем проблемы пора ей помогать. Мои родители погибли при пожаре. В это время я гостила у бабушки в Москве. Жили мы в Воронеже. Папа работал участковым в полиции, мама — воспитателем в детском саду.

В десять лет я потеряла своих родителей в результате пожара, вызванного, как указано в экспертизе, проблемами с проводкой. Моя бабушка не доверяет документам. Папа, за два месяца до трагедии, вместе с моим крёстным заменили проводку по всему дому. Частично вспоминаю об этом ремонте из детских воспоминаний того лета.

С тех пор прошло много лет, и правду мы, возможно, никогда не узнаём. Участок под сгоревшим домом — моё наследство. Нина Сергеевна настойчиво стремится сохранить его до моего замужества, считая каждую копеечку приданным, как она говорит. После трагедии я окончательно переехала жить в Москву. Мне невероятно повезло в жизни, иметь любящую бабушку. До восемнадцати лет мы получали пенсию "по потере кормильца", и совместно с выплатами бабушки хватало на жизнь. Но уже год мы выживаем лишь на её пенсионные крохи, и каждый раз, когда разговор заходит о подработках, я борюсь за право помогать нашей семье.

– Не вздумай! Талант не должен пропадать. Занимайся своим делом! Остальное я сама решу. Вчера в управляющую компанию ходила, поговорила с их директором, выделят мне мыть два подъезда. Управимся и без твоих подработок! – уголки моих губ опускаются в печальной улыбке.