Эшер - Екатерина Ремизова

Рейс Земля – вторая планета от Солнца готовился к отправлению. Пассажиры делились, кому сесть у прохода, обменивались впечатлениями, но не спешили занимать свои места: всем хотелось немного размяться перед монотонным пятичасовым перелётом. Воскресные экскурсии на Землю считались традиционным развлечением для семей, желавших приобщиться к истокам за разумные деньги, но после целого дня на ногах взрослым хотелось только одного – скорее попасть домой. Зато дети с гиканьем носились по проходу, изображая то ли бесстрашных космонавтов-первопроходцев, то ли бесноватых, страдающих синдромом накопления ошибок.

На обратном пути к группе незаметно присоединился молодой человек в видавшей виды кожанке, светлых парусиновых брюках и с вещмешком внушительных размеров за спиной. Несмотря на все усилия, ему плохо удавалось слиться с толпой: путешественник-одиночка неизбежно выделялся на фоне праздной публики. Сквозь отросший ёршик жёстких волос на затылке просматривался ещё недавно выбритый треугольник – отличительный знак послушников монастыря Источника Потока на Земле; из-под тёмных бровей на мир настороженно смотрели карие, чуть раскосые глаза.

Поставив вещмешок под ноги, одинокий путник вжался в мягкое, объемное кресло так, словно боялся выпасть во время полета, и стал украдкой разглядывать попутчиков. До отправления оставалось несколько минут, но это мало кого волновало: всем хотелось немного размяться перед скучной, убаюкивающей дорогой на гигантском со́лнцепсе.

Подъемник мягко толкнул гондолу вверх; глухо щёлкнули фиксаторы; непроницаемые автоматические шторы с тихим шелестом поползли к потолку. За панорамным иллюминатором пелена облаков укрывала Землю от пристального взгляда пустых глазниц бесконечности. Но бывший послушник знал, что в обманчиво безжизненной пустоте, прямо над его головой вздымаются щупальца гигантского со́лнцепса – космической медузы, к куполу которой пристёгнута гондола. Если верить буклету, что лежал во внутреннем кармане кожанки вместе билетом в один конец, это особь среднего размера, каких-то двести пятьдесят метров в диаметре, для перелетов на близкое расстояние в пределах Солнечной системы. Разумом человек понимал, что послушным колоссом управляет опытный погонщик, но, когда белая пена облаков начала отдаляться, инстинктивно вцепился в подлокотники так, что побелели костяшки пальцев.

В салоне приглушили свет, и пассажиры, наконец, расселись – никому не хотелось в полутьме спотыкаться о чужие ноги. Одни дремали, откинувшись в кресле; другие пытались угомонить детей; третьи вполголоса обсуждали экскурсию и спорили о том, как пращуры умудрились не попереубивать друг друга в условиях ограниченных ресурсов одной единственной планеты; но решительно никого не интересовало зрелище за иллюминатором. А там, над голубой глазурью облаков поднималось Солнце, сюрреалистично-апельсиновое из-за светофильтра на прозрачных стенах салона. Затаив дыхание, молодой человек коснулся кончиками пальцев холодного стекла и растянул изображение до предела, так что светило заполнило собой весь экран. И тогда в свете короны он увидел молодых со́лнцепсов, резвившихся среди плазменных вихрей.

Из учебных фильмов по астрозоологии он знал об этих удивительных созданиях немного. Со́лнцепсы питались солнечной радиацией, рождались на поверхности звезды и возвращались в её раскаленное лоно раз в жизни, чтобы произвести потомство; погонщики обучали подросший молодняк и выводили на межпланетные пассажирские рейсы. В возрасте ста-ста двадцати лет со́лнцепсов отпускали на волю: обычно покорные животные проявляли беспричинное беспокойство, норовили отклониться от маршрута, а когда с их купола демонтировали полозья для гондолы, уходили умирать за пояс Койпера. И до сих пор, в эпоху, когда Галактику исследовали вдоль и поперёк, они считались эндемиками Солнечной системы.