И пусть меня утащит тьма, я озарю путь в ней своим светом.
Пожалуй, я никогда не размышляла о жизни и смерти в масштабном смысле, поскольку жизнь казалась мне беззаботной, а смерть чем-то далеким, о чем не стоит и задумываться молодой и полной сил девушке 24-ёх лет. Несмотря на то, что я успела потерять родного человека, я была слишком мала, чтобы осознать всю глубину утраты и её значимость.
И в тот самый воскресный день все мои близкие делали вид, что испытывают чувства скорби, вооружившись платками для фальшивых слез. Нет, некоторые из них и впрямь горевали, но лишь единицы.
«Наша Эва была чудесной девушкой с добрым сердцем», – начала свою речь моя мачеха. К слову, она нагло врала обо мне всем присутствующим, которые знали меня лишь по красивой «обертке». Я была совсем не святой и добродушной, даже для неё.
«Я не могу поверить в то, что моей сестры больше нет. Я надеюсь, что она смотрит на нас с небес и улыбается», – актерски изобразив слабость в ногах, младшая сводная сестра закончила свою минуту славы. Возможно, она искренне скорбела, но всегда цеплялась за малейшую возможность привлечь внимание. Может быть, дело было в нашей семье, в которой за это самое внимание приходилось отчаянно бороться.
Ева…Так назвала меня мама, которой не стало в мои четыре. То Эва, то Ева. Казалось, у меня было два имени, но с возрастом я твёрдо настаивала на первом, оно было куда созвучнее для фамилии Дэвидсон.
Ева…Слово трактуется как сама «жизнь» из-за вполне очевидных убеждений из библии. Моя мама не была ударена в религию, но даровала мне это имя, чтобы уберечь от смерти. Именно так она шуточно говорила отцу и бабушке, от которых я слышала рассказы о ней.
И сегодня, пока все в зале произносили свои пышные и слезливые речи, я иронично оправдала своё имя, победив смерть. Когда отец трясущейся рукой закрыл надо мной крышку гроба, я распахнула глаза с пульсирующей в висках мыслью:
«Кто же меня убил?»
Глава 1. В которой Эва любопытна
2 месяца назад.
Я как никогда ждала завершения рабочего дня, чтобы помчаться к Вивиан за порцией новостей. Нервно постукивая пальцами по столу, я сверлила взглядом часы, висящие прямо над дверью. И не важно, что с другой стороны этой двери висела табличка «Кабинет директора», а еще ниже – мое имя, я все равно была заложницей этих стен ровно до 19:00. Отец постарался сделать меня безвольной куклой, которой нужно отдавать дань нашей корпорации, а точнее архитектурной фирме «Foundation»1. В противном случае, я лишилась бы всех привилегий фамилии Дэвидсон, которая была на слуху у всего Чикаго.
– Да где же оно, – копошилась я в своей дизайнерской сумочке в поиске зеркальца.
Подкрасив пухлые губы красным оттенком помады, я подмигнула красивой девушке в отражении. В ней было прекрасно все – от ровного естественного тона кожи без единого прыщика до копны каштановых волос, волны которых были настолько идеальны от природы, что ей редко требовалась укладка. А глаза, как выразился однажды мой бывший ухажер, были цвета мокрых скал. «Тёмно-серые, бездонные», – вот бы и мне научиться так маняще описывать других.
За пятнадцать минут до окончания этого адски длинного дня мой секретарь Винс просунул своё вытянутое лицо в мой кабинет.
– Простите, Эва. У меня срочный документ на подпись. Вы не могли бы ознакомиться с ним?
– Что? Сей-час? – возмутилась я, покосившись на часы.
– Да. Это правда срочно. Так как мистер Дэвидсон в командировке, вам нужно поставить подпись как доверенному лицу.
– А мой отец в курсе? О чем конкретно идет речь?
Неуверенным шагом Винс подошел к моему столу. Он был очень красивым и крепким парнем 22-ух лет с темными волосами, ярко выраженными скулами и длинной шей. Но почему-то секретарь горбился и робел при встрече со мной, словно боялся моего гнева, которого он никогда на себе не испытывал.
