Эринеры Гипноса - Алексей Пехов, Елена Бычкова

Мир снов непознаваем, нелогичен, наполнен глубинными страхами и опасностями. Но он существует по своим жестким правилам и нерушимым законам.

Здесь нет судий, которые отмеряют степень вины. И нет палачей, исполняющих приговор. Однако все, кто погружаются в его реальность, редко осмеливаются разбивать парадоксы и логику сновидения. Потому что знают – рано или поздно возмездие настигнет нарушителя. В глубинах подсознания обитают свирепые эринии. Они продолжают преследовать тех, кто не в силах противостоять им. Даже в реальности. Обманывая чувства сильнее любого миража, разрушительные сожаления сокрушают волю.

А разум человека сам решает, насколько велико будет наказание – апатия, беспричинный гнев или сломанная жизнь…

Мы стояли у входа на небольшое кладбище.

Древняя арка ворот, сложенная из темно-красного кирпича, покрыта пятнами серого лишайника. Мощное основание утопало в пожухлой траве. На полукруглом своде – как раз над замковым камнем – притулилось маленькое деревце, выросшее из семени, занесенного сюда с соседних берез. На тонких ветках удерживался один-единственный желтый лист. Его мотало ветром, и казалось, на вершину арки забрался тощий призрак и машет всем проходящим почти бесплотной ладонью.

Хэл смотрела по сторонам с вполне понятным любопытством и легким недоумением. До сих пор она еще никогда не была в древних некрополях.

Старый храм Гермеса Психопомпа – проводника умерших – возвышался в отдалении. И точеные колонны портика спорили белизной со стройными телами берез, столпившихся вокруг здания. Несколько деревьев отбились от стайки подруг и разбрелись между могил.

Аромат прелых листьев, тумана и влажных древесных стволов сменялся холодным, стерильным запахом приближающейся зимы. В прозрачных кусочках неба, видных среди ветвей, скользили черные силуэты птиц. Вороны или галки. Здесь их всегда было много.

Хэл вопросительно взглянула на меня из-под густой каштановой челки. Я молча пошел вперед, указывая ей дорогу.

Дорожка с каждым годом становилась все более узкой, хоть ее и чистили. С приходом тепла сорные травы и одичавшие цветы наползали на нее с обеих сторон, отхватывая все новые и новые куски жизненного пространства. Сейчас, поздней осенью, они поникли, высохли, затаились до будущей весны. Среди облетевших кустов застыли мраморные обелиски. Иногда весьма внушительные. Танатос с распахнутыми крыльями. Девушка, закутанная в длинный плащ – его складки, искусно выточенные из камня, казались настоящими. Сам Гермес, ведущий за руку юношу с понурой кудрявой головой. Атлетически сложенный мужчина, опустивший факел к земле…

Моя ученица шла позади, отставая время от времени, чтобы лучше разглядеть особенно впечатляющий памятник, и снова догоняла меня, неторопливо следующего по давно знакомой тропе. Подошвы тяжелых ботинок Хэл стучали по твердой земле, свежий запах ее духов то обволакивал меня плотным облаком, то растворялся в осеннем холоде.

– Такое чувство, будто я нахожусь во сне, – прозвучал у меня за спиной ее озадаченный голос. – В твоем сне. Напоминает то самое кладбище твоего мира.

– Вполне возможно, – отозвался я, поворачивая на тропинку между двух миниатюрных мраморных ротонд с колоннами не выше человеческого роста.

В стороне, за деревьями, виднелись люди в темно-фиолетовых одеждах – тесная группа возле одного из надгробий. Тихий шелест голосов вплетался в шепот ветвей.

Еще несколько старинных памятников, смутно знакомых из прошлого, и наконец та самая береза, в одиночку замершая среди тонких осин.

Я остановился у прямой черной стелы, поднимающейся из гладкой, отполированной плиты тяжелого основания.

Опавшие листья густо осыпали обелиск и землю вокруг. Хэл наклонилась, смахнула сор с гранита и положила на него букет поздних астр.