Двойняшки (не) для дракона - Ирина Алексеева, Аурика Рейн

Шейла Брук

Роды были тяжелыми, но стремительными.

Воздух рваными вздохами вырывался из едва приоткрытых губ. Я изо всех сил старалась не кричать. Дышала, как учили, до побелевших костяшек вцепившись в металлическое изголовье кровати, но боль была такой сильной и раздирающей, что на исходе схватки я все же протяжно завыла, за что немедленно получила подзатыльник от акушерки.

— Заткнись, – прошипела она. – Не ори!

Да как тут не орать-то?

Схватка прошла, и я на несколько мгновений провалилась в дремоту, чтобы очнуться от нового приступа боли. Стиснув зубы, снова запыхтела, изо всех сил сдерживая крик.

Кричать было нельзя.

Плакать и звать на помощь – тоже.

И я бы пожаловалась, но жаловаться мне тоже запретили. Высокая женщина в хирургической шапочке на голове представилась Рейной Паркс и в нескольких жестких фразах объяснила мне мое незавидное положение.

— Твои крики напугают других рожениц, – сверкая на меня холодным, безжалостным взглядом, сказала она. – Поэтому молчи.

Ради такого мне выделили отдельный родильный зал. И пока схватки не стали слишком частыми, я была в нем совершенно одна. Ни медсестры, ни акушерки, ни заботливого мужа, которого по договоренности могли допустить на роды. Я была наедине с тихо пищавшими датчиками, прикрепленными к моему животу, они прослушивали сердцебиение моих малышей. Да, все верно, их у меня было двое. Если верить результатам сканирования – девочка и мальчик.

— Тут все рожают, – сказала я.

Во рту пересохло, а спина при этом была влажной от пота. Больничная рубашка неприятно липла к телу, и я с тоской подумала о собранной сумке с вещами, которая осталась дома. Рожать я должна была через неделю и совершенно в другом месте, но судьба распорядилась иначе, и схватки настигли меня в дороге.

Рейна Паркс только усмехнулась на мое замечание и поправила датчик. Потом нахмурилась.

— Сломался он что ли, – пробормотала она, и меня от этих слов охватил ужас.

— Что случилось? – выдохнула я, чувствуя приближение очередной болезненной волны.

— Да затихло что-то. Один пищит, а второй вот линию показывает.

— Как линию? – я попыталась встать, но акушерка толкнула меня обратно на кушетку.

— Успокойся, – рявкнула она. – И жди. Сейчас приду.

Бросив еще один взгляд на датчик, женщина удалилась, оставив меня наедине с разрывающей болью. Пользуясь тем, что поблизости не было никого, кто мог бы меня отругать, я от души закричала. От беспокойства за своего малыша из глаз впервые за эти часы боли полились слезы. Мне было все равно на проявленную ко мне несправедливость. На то, что отнеслись, как к безродной бродяге, подобранной на улице. На то, что врач даже не пришел ко мне, чтобы осмотреть и проверить состояние. А вот за малыша, о благополучии которого я заботилась все девять месяцев беременности, было страшно до темноты в глазах.

Акушерка вернулась, когда схватка пошла на убыль. Вместе с ней пришла еще одна женщина в белом халате.

— Что тут у нас? – с порога громко спросила она.

— Доктор, – взмолилась я, надеясь, что она меня успокоит. – Датчик не пищит.

Устроившись на краю кушетки, женщина проверила датчик. Потом достала из кармана халата слуховую трубку и приложила к моему животу.

— Какое раскрытие? – спросила она сухо.

— Восемь пальцев, – в тон ей ответила рейна Паркс. – И больше не раскрывается. Схватки усиливаются.

— В душ ходила? Массаж поясницы?

— Предлагали, – тут же отозвалась акушерка. – Она отказалась.

И бросила на меня выразительный взгляд. Потому что ничего такого не было. Все, что мне полагалось – получать по голове за крики. Ни душа, ни массажа мне никто не предлагал. Но все это было не важно. Я уже составила свое мнение об этой женщине и персонале в целом, и собиралась разобраться с этим уже после выписки.