Прошло несколько недель с тех пор, как Инквизиция разбила лагерь на Штормовом Берегу. После пышных полей Внутренних земель это место казалось Лавеллан землёй, оставленной Создателем и богами, во власти воды. Впервые за долгое время Лавеллан испытала чувство холодного одиночества, которое вновь проникло в её сознание вместо крепкого сна. Она ворочалась в постели, и мысли о её положении, долге перед чужим народом и пугающих чувствах к Соласу не давали ей покоя.
Лавеллан наблюдала за угасающим огоньком в жаровне, натянув тонкое одеяло до самого носа. Ее окружала тяжелая темнота, дождь барабанил по ткани палатки, а сквозняки посвистывали во мраке. Где-то вдалеке гулким раскатом по земле прокатился гром, и Лавеллан, не дожидаясь, когда последний источник света в палатке окончательно потухнет, закрыла глаза.
Ей нравились теплые вечера, когда, после выполненных заданий, все, уставшие и измотанные, собирались у костра. Наступал момент, когда мысли о долге, обещаниях и планах сменялись беззаботной суетой. Варрик подтрунивал над Кассандрой, а она так мило подбирала слова и путалась в них. Солас обычно держался в стороне: прислонившись к палатке и прикрыв глаза, делал вид, что ему больше по нраву тепло от далекой жаровни, чем дружеский обмен историями у костра. Однако в эти минуты он находился не настолько далеко, чтобы не слышать милых перебранок старых друзей. Как-то Лавеллан заметила его быструю улыбку и моментальное самообладание, которым он ее подавил. В тот момент ей казалось, что она случайно стала свидетелем большой тайны, известной только им двоим.
За время, проведенное с Соласом, она привыкла к его отстраненности во время вылазок и после них. В этом было что-то притягательное для нее, что-то, что вызывало больше вопросов, чем ответов. Но ее любопытство чаще всего оставалось с ней. Ей не хотелось докучать там, где, возможно, ее не ждут. Тем более, на ее губах еще не остыл их поцелуй в Тени, а в памяти сохранялись последующие сожаления Соласа. Это был момент, который она вспоминала с теплым чувством желания большего, но горькое послевкусие мешало ей сполна отдаться этим воспоминаниям.
У нее не было большого опыта в отношениях и не у кого было спросить совета, поэтому ей было непросто разобраться в том, что случилось между ними. Она оказалась одна, на чужой земле, с непрошенной меткой, въевшейся под кожу, без своего клана и внутри чужой веры. От нее зависела судьба континента, но как она могла справиться с этой задачей, если не могла разобраться в собственных чувствах? Одно Лавеллан знала наверняка: ей было хорошо рядом с ним, и это осталось неизменным даже после всего, что он сказал в ротонде.
Ей нравилось видеть Соласа за работой в Скайхолде, и поэтому она часто выбирала путь к башне через его кабинет. Ей нравился запах штукатурки и краски, который слегка щекотал нос. Однажды в ее мыслях промелькнул вопрос: остается ли этот запах на его одежде после окончания новой фрески? Она тут же смутилась до кончиков ушей.
Её размышления привели к тому, что отчасти она винила себя за тот поцелуй, но не могла не признать, что ему это однозначно понравилось. Несмотря на это, Лавеллан решила больше не совершать пылких и безрассудных поступков, как тогда, в Тени. Она боялась оттолкнуть его, и если он решит больше не переходить черту, то это точно не будет связано с ее напористостью.
Лавеллан не нравилось следовать этому решению, и она тайно надеялась на проявление тепла с его стороны. Ей нужно было чувствовать взаимность. Поэтому вылазка на Штормовой Берег показалась ей хорошей идеей. Что могло пойти не так, когда единственный шанс спрятаться от непогоды и побыть наедине – это забраться в теплую палатку и говорить до самого утра без лишних ушей? Идеальный романтический план. Влажная одежда, усталый взгляд, уют мерцающего огня…
