Досье на мою жену - Энканта

Когда я прохожу мимо, лавируя между столиками и напившимися коллегами, чтобы попасть в туалет, он цепляет меня рукой за коленку. Небрежно шлепает, как шлюху, и я врастаю в землю колом от неожиданности, опускаю глаза. В руке зажата крупная купюра.

— Девчуль, принеси кофейку, будь лапой, — скалится он.

Чуть пьяный. Но не настолько, чтобы не соображать. Взгляд фокусируется, хоть и медленно.

— Я не официантка, — говорю я и поворачиваюсь, чтобы продолжить путь, но тут он хватает меня за ногу, и я вскрикиваю.

— Ну че ты капризничаешь-то, — возражает он и выуживает еще одну купюру из кармана. — Так хватит тебе на чай, цыпуль?

— Вы что, глухой?

Мои губы белеют. Не то, чтобы я не понимала: он просто пьяный идиот. И кругом люди, мне на самом деле ничего не грозит.

Но то — умом, а мое тело, моя психика воспринимают все иначе. Мой тайный кошмар, спрятанный в чулане, внезапно снес дверь вместе с замком, выбрался наружу и стремительным броском завладевает всей системой: сначала что-то сжимается и пульсирует в животе, потом руки, ноги, губы, лицо… в голове уже настоящая война между паникующими и рациональными частями мозга.

Но есть еще и наблюдающие части — краем глаза я вижу, что на нас оборачиваются те, чье внимание мне привлекать не хотелось: генеральный, с ним собственник и еще пара типов, кого я в душе не знаю и знать не хочу.

Я мелкая сошка, обычный продаван, между мной и этими парнями несколько этажей огромной корпоративной структуры. Так что лучшее, что я могу сделать, когда они весело бухают — это держаться как можно дальше.

Собственно, я как раз это и делала: обходила их по широкой дуге, когда все это случилось.

Вообще корпоративы мне не нравятся: пришла только потому, что начальник сказал, что у компании юбилей и это обязательно. Мой план было: выпить один бокальчик, похлопать официальным речам, показать свою физиономию непосредственному начальству и коллегам, которые меня знают, после чего быстро свалить.

— Эй, Эдик, пусти ее, ты что! — говорит какой-то мужик, сидящий рядом с пьяным приставалой. Но тот не реагирует и смотрит только на меня, поднимаясь из-за стола. Он не отрывает свой взгляд от моего.

Я стою и также безотрывно смотрю на него. Мне уже не хочется двигаться. Его неприятный взгляд становится совсем омерзительным, злым и давящим. Но я не опущу глаза.

В моей голове только что закончился бой. Я временно одержала верх над своим кошмаром, и вот теперь внезапно никуда не тороплюсь.

Мне бросили вызов, и я его принимаю.

Нарочито медленным жестом он достает третью пятитысячную из кармана. А потом, немного подумав, еще одну.

— Бери, жадная цыпа. И бегом за моим кофейком, — цедит он. — Двойной эспрессо, сахара не надо.

Становится очень тихо, теперь все прислушиваются.

Кошмар, отступивший от мозга, все еще держит меня за горло. Мне не хватает воздуха. Я смотрю за двадцать тысяч в его руках и перевожу взгляд на барную стойку шагах в двадцати. Ясно как день, что раз он встал, дело уже не в том, что ему тупо лень идти за кофе.

Оно обиделось. Оно богато, пьяно и готово уничтожать. Оно, возможно, даже опасно, но…

— Я очень жадная цыпа, — медленно говорю я, краем глаза замечая, как из-за своего стола поднимаются генеральный с собственником.

Они подходят, готовые вмешаться, но почему-то не вмешивается. Краем глаза, если мне не почудилось, я заметила жест, будто кто-то из них остановил второго, но я не заметила — кто кого. Они тоже смотрят, что будет. Шоу! Вот говнюки!

Ну, шоу так шоу.

— Давай двадцать пять, — говорю я охреневшему алкашу.

По мере того, как головы поворачиваются и разговоры стихают, у нас становится все больше зрителей. Ублюдок тоже это понимает, и с каждой секундой ему становится все важнее самоутвердиться.