2004 год. Россия, Великий Новгород
– Нина Ивановна, мне плохо: в груди больно и дышать невмоготу, – суетливо вытирая слезы, я поднялась на крыльцо: измученная, с красными глазами, дрожащими губами и руками, а сердце колотилось так, будто собиралось выскочить и убежать. – Я наконец-то осмелилась. Я… собралась и ушла. Знаю, что поступила правильно. Наверное… нет, точно! – захлебываясь словами, рыдала я, – Это мое решение, но оно далось так сложно… Мне плохо, мне страшно, я не знаю, что делать дальше, – продолжая вытирать слезы, всхлипывать и дрожать, выговорила еле слышно и прошла в кабинет.
– Присаживайся, где удобно. Сейчас налью тебе чаю, попробуем успокоиться и во всем разобраться. Может, хочешь холодной водички? Сережа, – крикнула она в соседнюю комнату, – Принеси воды, пожалуйста, и валерьянку достань, – и снова повернулась ко мне: – Что тебя терзает, девочка моя? Ты жалеешь о своем решении? Передумала?
– Нет, ни в коем случае, это самое правильное решение в моей жизни, я уверена. И горжусь собой, но я, наверное, никчемная тряпка, и мне страшно…
– Что тебя тревожит?
– Как отнесутся к моему поступку родные, поймут ли они. Примут ли? Как папе об этом сказать? Он парализован после инсульта, а тут еще и мои проблемы. Мне стыдно перед ним и дурно от мысли, что я не оправдала его надежд и ожиданий – он воспитывал нас, дочерей, и гордился нами, он этого не перенесет… – я закрыла лицо ладонями.
– А мама? Как она отнесется к твоему решению, как ты считаешь?
– Ма… – я прервалась на полуслове, чуть не задохнувшись от нахлынувших чувств, и снова разрыдалась. – Ее нет… давно. Почти двенадцать лет, и все эти годы я не могу произнести это слово. Даже когда в книге или газете на него натыкаюсь, меня накрывает. В горле стоит многолетний ком, душит меня, не дает выговорить его.
– Тебе нужно успокоиться и не принимать скоропалительных решений, расставить все по полочкам и понять, куда идти дальше и как освободить себя от груза прошлого. Если ты не против, мы проведем сейчас сеанс гипносуггестии.
Она предложила лечь на кушетку, принять максимально удобную позу, закрыть глаза, не думать ни о чем и следовать ее инструкциям.
Глава 1
1991–1992. Карабах1, Мардакерт
Закат легкой рябью отражался на асфальте. Вокруг было так красиво, что забывалось происходящее.
Мой Мардакерт. Прекрасный, зеленый, фруктово-ягодный – родной. Моя тихая гавань. Мое беззаботное, полное друзей, родных, любви и внимания детство. Он был таким маленьким, что все знали друг друга по имени и фамилии. Знали, кто где живет, чем занимается, чем дышит! Большая часть города – частные дома, окруженные невероятно ярким, на всю улицу, ароматом разноцветных роз, аккуратно посаженных по периметру. Здесь была стерта грань «родственник – не родственник». Сосед, друг, одноклассник – все свои, все родные сердцу, все готовы прибежать на помощь по первому зову, независимо от ситуации: помочь ли разгрузить дрова или ящики винограда, толкать ли заглохшую машину или дегустировать молодое вино, закусывая шашлыком.
Но мертвецкая тишина возвращала к реальности. И вся эта красота была уже миражом. Не было больше прежней жизни. Была война: беспощадные бомбежки, погромы, смерть и неопределенность. Люди в убежищах, дворы безжизненные, улицы пустые, повсюду руины.
Изучая историю в школе, не думала, что когда-либо нас коснется то, о чем писали в учебниках. Война всегда казалась чем-то далеким и фантастическим, пройденным этапом, иллюстрацией из книги или сценарием плохого кино.
Я и представить не могла, что однажды окажусь в ее эпицентре и все испытаю на себе.
Нельзя сказать, что совсем ничего не предвещало. Уже доходили то новости, то слухи о нападениях на разные армянские села, об арестах и даже расстрелах милиционеров и гражданских
