Дети Воинова - Жанна Вишневская

Издание книги «Дети Воинова» пришлось на момент страшной эпидемии, которая косила людей на всех широтах. В это трагическое для мира время ушел из жизни мой брат, замечательный художник Михаил Иофин.

Наше детство прошло на улице Воинова, ныне Шпалерной. Миша очень любил рисовать Питер и хотел, чтобы одна из его картин иллюстрировала книгу.

Дорогой брат, твоё желание выполнено. Образ Гришки списан с тебя. Светлая память!

(Все деньги с продажи первого тиража пойдут на памятник Михаилу Иофину.)

Нашим дорогим бабушкам и дедушкам посвящается

Я не знаю, так ли назову этот роман, я даже не уверена, что мне удастся его закончить. Он будет создаваться глава за главой, чередой отдельных, но взаимосвязанных историй, в которых переплетутся судьбы невымышленных героев под вымышленными именами.

Со всеми персонажами этого романа я когда-то где-то встречалась. Они были или есть мои родственники, а может быть, просто знакомые. В какой-то степени этот роман автобиографический. Суждено его написать мне потому, что из детей Воинова, которые еще что-то помнят, я осталась последняя.

Дом наш был одним из первых кооперативных домов в Ленинграде и назывался в народе «домом еврейской бедноты», к коей лишь с большой натяжкой можно было отнести проживавших там зубных врачей, гинекологов, музыкантов и работников торговли. Более соответствовали инженеры, учителя и непривилегированные врачи, в частности моя мама, Вера Михайловна, простой участковый врач, к которой бегали все от мала до велика в любое время суток. Удобство заключалось в том, что тысячеквартирный дом был одновременно маминым участком: работая на полторы ставки, она обслуживала почти все парадные: чуть больше тысячи двухсот человек. Помню, как она умудрялась ставить бульон на маленький огонь и шла на вызовы, забегая в перерывах заправить суп или перевернуть жаркое. Неудобно было в основном мне. Мало того что все время под неусыпным контролем, так еще, помню, однажды я чуть не сгорел от стыда, когда в переполненном автобусе какая-то мамаша с передней площадки, увидев нас, прокричала с гордостью: «Вера Михайловна, вы знаете, а у нас вчера вот такой глист вышел!» Мне тогда казалось, что весь автобус смотрит на меня с брезгливостью, как на того самого глиста.

Квартира была двухкомнатная, жили мы в ней втроем, a переехали туда, когда я уже пошел в школу. А вот начиналось мое детство в коммуналке в центре города, между Литейным проспектом и Летним садом, на узкой и загадочной улице Воинова, где жили мои покойные бабушка и дед, дяди, тети, сестры и братья – вся наша большая и дружная семья, от которой остались одни воспоминания.

Именно туда впервые привела мама моего отца.

Историю их любви я узнал от своего деда Миши, легендарного танкиста, прошедшего всю войну без единой царапины и одним из первых расписавшегося на стене Рейхстага.

Вернулся он с таким иконостасом, что все ахнули – полный кавалер ордена Славы, кавалер ордена Красной Звезды, на медали не хватало даже дедовой огромной груди, на которой с воплями и слезами и повисла моя бабушка Геня. Шестилетний сын Сенька хныкал и путался под ногами. Дед с недельку попил водки с соседями, успев в промежутках сделать себе и бабушке дочь Веру, мою будущую маму, которая родилась аккурат через девять месяцев после его прихода с фронта. А еще через неделю дед нацепил ордена и медали и пошел на какой-то секретный завод. Был без звука принят – хоть и еврей, но количество наград, видимо, лишило начальника отдела кадров дара речи и возможности отказать. Начальник этот, кстати, потом неоднократно указывал деду на свою лояльность и всякий раз бывал так же неоднократно послан по известному адресу моим крутым, незамутненным еврейскими интеллигентными штучками дедом.