Держи меня, соломинка! - Татьяна Абалова

– Мама, он перестал мне звонить, а если звоню я, делает вид, что очень занят. Чертов проект, – я вытерла нос. Платок уже был мокр от слез, а теперь потекло и из носа. Я пыталась не плакать, но отчаяние и обида душили. – Я… я даже пошла к нему домой, – мне было стыдно признаться маме, что я сделала глупость, за которую ругала себя. – Но Андрей встретил меня на пороге, сделав вид, что собирается уходить. Схватил пиджак и, держа его в охапке, шагнул за дверь. В лифте одевался и бубнил, что опаздывает на встречу. Ага, в дырявых джинсах и кроссовках. Мама, – я завыла белугой, – он меня бросил! У него есть другая! Я уверена, она была у Андрея дома, когда я приперлась. Он просто боялся моей истерики.

Истерика все же случилась. Пришлось подключиться отцу. Врач-психиатр, он нашел верные слова. Я накапала себе сорок капель успокоительного и, захлебываясь, выпила все. Через час родители перезвонили.

– Так, слушай внимательно, – отец говорил короткими фразами, чтобы я воспринимала его слова как команду и не вздумала сопротивляться. – Сейчас же пишешь заявление на отпуск. Отправляешь файл Андрею и копию в отдел кадров. После этого блокируешь все рабочие контакты. Собираешь вещи, едешь на вокзал и садишься в поезд на Себеж. Бабушка уже в курсе, что ты погостишь у нее. Приведешь свои чувства в порядок. Заодно подумаешь, так ли тебе нужен Андрей.

Звякнул телефон, оповещая, что пришло сообщение. Отупленная лошадиной дозой лекарства, я уставилась на электронный билет Москва–Себеж. И вот я уже трясусь на верхней полке в поезде, который все дальше увозит меня от Андрея Викторовича – моего возлюбленного и босса по совместительству.

Страдала я всю ночь и все утро, пока не объявили нужную станцию. Похватала вещи и понеслась, боясь не успеть – слишком короткая остановка. Буквально выбросилась из вагона и тут же попала в руки деда, полковника в отставке, все такого же подтянутого и твердо стоящего на земле, как и в годы службы. Однако благородная седина и морщины, сильно заметные на загорелом лице, не позволяли скрыть возраст «далеко за шестьдесят», как любила говорить бабушка. У нее с возрастом были особые отношения.

– По машинам! – скомандовал дед, хватая набитые барахлом чемоданы.

Мне нравилась его немногословность. Он видел припухшие глаза и отсутствие настроения, но с расспросами не лез. Пока мы неслись на уазике, который прыгал по ухабам, будто козел, дед косил на меня голубым глазом и сокрушенно качал головой. Выдохнул, когда передал меня в руки дражайшей супруги.

– Вероника Романовна, принимай!

– Благодарю, Иван Иванович, – легкий кивок в его сторону и поворот головы, чтобы я клюнула ее в надушенную щеку.

Бабушка была весьма своеобразной особой. Стройная, без единого грамма жира, с прямой спиной и поджатыми губами. Благородный нос с горбинкой всегда задран на сантиметр выше, чем у обычных людей. Панская кровь давала о себе знать. А актерская молодость все еще чувствовалась в каждом движении. И не скажешь, что ба всю жизнь моталась по гарнизонам, раз и навсегда влюбившись в голубоглазого лейтенанта Ивана Гончарова. Ради него Вероника Орловская ушла со сцены, хотя ей прочили славу и успех. Во всяком случае, так утверждал дед. Попробовал бы сказать иначе. По заведенному порядку, они обращались друг к другу только по имени-отчеству.

Взбитые высоко вверх пепельные волосы, аккуратно подведенные глаза и накрашенный непременно красной помадой рот делали из ба женщину неопределенного возраста. Яркая, легкая и необычная для сельской местности, словно залетевшая в северные края райская птичка, Вероника Романовна определенно являлась местной достопримечательностью.