- А вот и не поцелуешь, - Светка сложила на груди руки в
закрытой позе, глядя на Прохора с вызовом. Конечно, ей хотелось,
чтобы двадцатилетний парень, на которого смотрело полдеревни,
приласкал.
- Мала ещё, - не поддавался Прохор, которому до жути хотелось
того же. Только что потом люди говорить станут. Девке семнадцать,
хоть и выглядит намного старше своих лет. Имя ей, конечно, жутко не
подходило. Брови черные, как смоль, глаза темно-карие, обрамлённые
пушистыми длинными ресницами. Глядит не на тебя, а будто
внутренности перебирает. Губы пухлые, такие целовать одно
удовольствие. Прохор не раз представлял себе, только рукам роспуска
не давал. Волосы густые, длинные, Светка их в косу часто заплетала
цвета вороного крыла. Не девка, а кровь с молоком. Только какая ж
Светка?
- Боишься, - прищурилась, дразня словами и глазами. Небось на
зеркале училась так стрелять, и ведь работало. Покраснел парень,
вспыхнул, а подружки рядом с ней в ладошки посмеиваются.
- Чего мне бояться? – всё ж поднял глаза.
- А хоть отца моего с братьями, - посмеивалась девушка. –
Перешибут, мало не покажется, - засмеялась, а вслед за ней
остальные трое.
- Я сам кого хочешь одной левой, - поднял в бахвальстве руку
Прохор, будто на врага замахиваясь.
- Так на словах все хороши, - не унималась девчонка, - а на
деле.
- Чего? Не веришь?
- Ну поцелуй! – горели глаза.
Стояли они у стога, пришли дразнить парня на поле. Не выдержал
Прохор, подскочил. Девчонки врассыпную, только Светка стоит ничего
не боится. Глазами в него упёрлась, не моргнёт.
Дрожит от желания Прохор, как побороть чувства не знает.
Нравится ему девчонка. Схватил за талию, прижал крепко и до губ
своими дотронулся. От удовольствия глаза закрыл, наслаждаясь. А как
открыл, она его своими прожигает.
- Вот теперь верю, - оттолкнула так, что упал на землю,
рассмеялась и убежала, а он остался смотреть вслед той, что
навсегда сердце его украла.
- Как на Светке жениться собрался? – ахнула мать, хватаясь за
сердце. – Не смей, Прохор, слышишь? Матвей, - крикнула мужа на
подмогу. – На цыганке этой!
- Что ты несёшь? – скривился парень.
- А то, не знаешь – молчи. Не родная она, слышишь? Приезжали
цыгане как-то, останавливались в лесу на поляне. Табор там две
недели стоял. Слышали потом, как кто-то кричит, видать, девка
рожала, а наутро проснулись – снялся табор, как не было, только
место примято от кибиток.
- А Светка тут причём?!
- Светка, ишь, - прищурилась мать, презрительно отреагировав на
имя. – Говорила им, не тяните в дом дитё, а дурак этот, Петька,
пожалел ребёночка-то, забрал себе, пригрел сироту на свою
голову.
- Светку? – не мог поверить Прохор.
- Ну, а кого ж? – предвзято отвечала мать. – Нечисть эту, прости
Господи, - перекрестилась на икону.
- Да что она сделала тебе?! – не понимал сын.
- А ты мне глазищами коровьими не гляди, небось, и тебя
приманить успела. Ох, чуяло моё сердце, что раньше рассказать надо.
– Она внезапно остановилась и уставилась на сына. – А ну быстро
говори, было чего у вас?
- Отстань, - вмешался хозяин, входя в комнату. – Чего к парню
пристала. Дело молодое, тебе не требно знать вещи такие.
- А как принесут тебе на порог цыганчёнка, посмотрим, как
запоёшь, Матвей. Али хочешь с табором породниться?
- Да ничего я не хочу, - сплюнул под ноги. – Одолела,
ведьма.
- Это я ведьма? – ахнула женщина, приглаживая взъерошенные седые
волосы. – Шестерых деток тебе народила, ирод.
- Ну, - согласился хозяин. – Только язык больно длинный,
укоротить бы.
- Ты его не слушай, Прохор, не слушай, - потекли слёзы у Марфы.
– Своим умом живи.
- А чего ж ты его тогда науськиваешь? – не выдержал Матвей.
- А ты молчи, молчи, окаянный, будто не сын он тебе, а человек
уличный. Своему ребёнку горя желаешь.
