Цикл «Как тесен мир». Книга 2. Миролюбивый поход - Павел Кольцов

В головном дозоре из двух пушечных бронеавтомобилей БА-10, высланном впереди наступающего на запад танкового батальона майора Персова, за рулем второй машины гордо, с осознанием собственной важности, восседал лучший друг Сани Нефедова по Куряжской колонии и его коллега-шофер по транспортному цеху Харьковского паровозостроительного завода рыжий и веснушчатый Колька Гурин. Передняя броневая заслонка с триплексом была приподнята, и Коля, обдуваемый встречным ветром и редкой пылью, вздернутой передней машиной, с напряжением вглядывался через очки в несущуюся навстречу заграничную незнакомую (хотя, на первый взгляд, и ничем не отличающуюся) страну. Они ни от кого не скрывались. Над каждым броневиком празднично реял небольшой красный флажок, без стеснения указывающий на их принадлежность к Красной Армии освободительнице.

Редкие польские машины и повозки при их приближении быстренько съезжали на обочину. Некоторые местные жители разглядывали их с приветливыми улыбками на лицах или даже махали руками, но большинство все-таки смотрело настороженно: или еще не поняли, как относится к незваным «гостям», или вообще были бы рады не видеть «клятых москалей» на своей земле лет еще эдак триста.

Но не дело Кольки Гурина в политике разбираться. На то другие люди в Советском Союзе имеются. Дан приказ перейти западную границу – перешли. Приказал командир экипажа, он же командир взвода, гнать вперед по шоссе – он и гонит, умело работая рычагами, педалями и баранкой. А сам командир, молоденький лейтенант Владимир Иванович Иванов, откинул вперед широкую полукруглую крышку башенного люка, высунулся по грудь, крышкой же прикрываясь, очки пылезащитные от набегающего потока на глаза надвинул и еще иногда прямо через них в бинокль поглядывает: нет ли впереди засады какой польской опасной. Идут они вторыми, метрах в пятидесяти от передового бронеавтомобиля, радиостанция только на этой, на командирской машине, если первый броневик в переделку попадет – надо же будет своим о подстерегающей впереди опасности сообщить.

Границу на своем участке они переходили не первыми. Первыми вперед пошли танки и пехота. Глупые, но храбрые польские пограничники попытались было задержать «нарушителей». И куда им с винтовками и парочкой пулеметов супротив нашей мощной стальной лавины? Кто вовремя руки не поднял и не успел сбежать – быстренько выбыл из списка живущих на этом свете. Колька заметил несколько трупов в незнакомой зеленой форме, уложенных аккуратным рядком вблизи дороги. И небольшую безоружную группу в таких же мундирах, понуро бредущую под малочисленной охраной на нашу сторону тоже рассмотрел.

Еще недавно, вначале этого месяца, Колька спокойно крутил баранку своей полуторки в Харькове и в ус (которого еще не было по причине регулярного пользования бритвой) не дул. Начавшаяся то ли война – то ли не война немцев с поляками, а потом и еще с кучей европейских стран его вообще никаким боком не задевала и, по большому счету, не интересовала. Потом внезапно накатились на него снежным комом неприятности уже личные. Не вышел вовремя на работу после отпуска и вообще непонятно, куда делся лучший друг его Сашка Нефедов. Жена его Клавка вся на сопли да слезы изошла: что с любимым? Оставил только письмо совершенно непонятное и пропал. Буквально через два дня – арест прямо на заводе. Не успел он свой грузовик в гараж поставить – а его уже в черную чекистскую машину под белы рученьки садят.

И совершенно дурацкие вопросы следователя. Когда Нефедова завербовала германская разведка: еще в Куряжской детской колонии или уже на заводе? А ему, Николаю Дмитриевичу Гурину, гражданин Нефедов когда предложил шпионить на пользу немцев? А жена Нефедова, Клавдия Николаевна Нефедова, когда вошла в шпионскую организацию: до своего супруга или после? А его начальник, Эдуард Павлович Торяник, был знаком с профессором Лебедевым Платоном Ильичом? То есть, каких-либо сомнений у энкавэдистов по поводу шпион ли вообще гражданин Нефедов не было в принципе. В этом у них была стопроцентная уверенность. Им требовалось лишь уточнить некоторые незначительные детали. Все Колькины уверения, что Александр Нефедов – честнейший советский человек, безусловно преданный СССР, Коммунистической партии и лично товарищу Сталину, вызывали у следователя только брезгливую гримаску, как будто он гадость какую-то невзначай раскусил. Его, правда, не били. Чего нет – того нет. Так только, мучили долгими бестолковыми допросами, слепили лампой в глаза до слез и не давали спать. Шантажировать его было нечем: родни никакой, не женат, даже постоянной