Чужое отражение. Осколки - Евдокия Гуляева

Марк.

Давно я такого не испытывал: ожидание, предвкушение, нетерпение…, и сразу, следом жгучее разочарование от того, что не могу получить то, что надо – сию секунду. Немедленно.

Катина неуклюжая попытка сделать вид, что от нее что-то зависит, сейчас лишь бесит.

Сдерживаю мат – но, чёрт побери, как хочется! Застонать или выругаться последними словами, но ни в том, ни в другом нет смысла.

Запрокидываю голову вверх, рвано выдыхая минутное, но такое яростное раздражение, и закрываю глаза, ловя на кожу, полуоткрытым ртом душевые струи. Запускаю пятерню в мокрые волосы, и привычным движением взъерошиваю их, словно это простое действие поможет мне снять напряжение.

И кто бы мог подумать, что ещё совсем недавно я трахал все!

Да трахал! Играл, меняя сногсшибательных моделей одну за одной, не считаясь с их желаниями, потребностями, чувствами, пока не стало тошнить от этого сплошного калейдоскопа затейливых потрахушек, кукольных лиц и совершенных, но до отвращения одинаковых тел. А сейчас избегаю даже ни к чему не обязывающего секса, хотя и нуждаюсь в нем, как никогда раньше.

Только сейчас осознаю, что прохладная вода не спасает от стояка. Головка члена болезненно пульсирует, и я с глухим хриплым рычанием утыкаюсь лбом в кафельную плитку.

Черт возьми, я вынужден дрочить, как подросток!

Абсурднее ситуации не придумаешь – я могу сделать все, что захочу, все, что угодно, и я всегда беру то, что хочу взять… тем не менее, мастурбирую в душе.

Желаю, чтобы она сама. Сама пришла ко мне.

«Доверие, моя девочка – это канат над бездною, где у канатоходца нет ни шеста, ни страховки. Путь до него – по горящим углям. Путь по нему – без тени сомнения, потому что я сказал подойти. И вот когда ты придешь с обожжёнными ступнями, упадешь у моих ног вымученно улыбаясь по-настоящему счастливой улыбкой, что смогла для меня, ради меня, вот тогда я тебе поверю. И может даже однажды скажу "люблю". Если почувствую. А почувствую я лишь тогда, когда увижу собственными глазами: через доказанное доверие, через твое переступание через себя, когда я гну тебя до хруста, потому что мне так нравится.»

Я так погружен в то, что происходит в моей голове, что не сразу прислушиваюсь к своим чувствам. Пытаюсь отследить поток мыслей или ощутить Катино присутствие здесь и сейчас. Готов поклясться, что даже сквозь шум льющейся воды я опять улавливаю ее еле ощутимый вздох и тот самый женский трепет, который заставляет мои яички азартно сжиматься.

Стискиваю челюсти, шипя сквозь зубы, и убеждаю себя, что она застыла с той стороны двери. Я уверен в этом потому, что не слышал звука удаляющихся шагов.

Втягиваю полной грудью ее запах, которым до сих пор забиты ноздри.

И тону… Снова тону от одной только мысли о том, что она, наконец, рядом.

Легкая эйфория проникает в сознание, выплескивая в кровь порцию адреналина.

Еще минуту или две я пытаюсь уловить эти звуки, а потом, вздохнув, громко сглатываю и разворачиваюсь лицом к двери, широко расставив ноги, опираюсь раскрытыми ладонями на сплошь покрытое конденсатом стекло. Я не могу ощущать ее на физическом уровне, потому что это невозможно, но я готов поклясться, что чувствую ее тепло даже сейчас, когда между нашими телами преграда в несколько метров.

С каждым слышимым шорохом там, за дверью, во мне возрастает отвращение к себе и злость на самого себя, потому что я трудом сдерживаю свой голод. И я уже в мыслях представляю, что в такой ситуации может произойти, если я сейчас сорвусь с места, рвану на себя дверь ванной, задеру на ней чёртово платье и жестко изнасилую, а потом, уткнувшись лицом в изгиб ее шеи, сожму зубами нежную кожу, потом, только потом понимая, что своей вспыльчивостью одним махом перечеркнул все старания сблизиться с ней.