© Nick Bradley, 2023
© Shawn.ccf, makieni / Shutterstock.com / FOTODOM
© dhtgip / Shutterstock.com / FOTODOM
© Флейшман Н., перевод на русский язык, 2025
© ООО «Издательство „Эксмо“», 2025
* * *
Посвящается Э. Брэдли и коту Пэнси
Не сдаваться дождям,
не сдаваться ветрам,
Стойким быть перед снегом
и летней жарой.
Крепким тело беречь,
неподвластным страстям.
Не пускать в душу гнев и обиду.
Хранить на лице лишь покоя улыбку.
В день довольствуясь лишь четырьмя чашками риса,
супом мисо и горсткой овощей,
Беспристрастно за всем наблюдать,
ни к чему не питая корысти.
Все видеть, все слышать и стараться постичь,
не забывая усвоенных истин.
Жить в скромном доме с соломенной крышей,
под сенью соснового бора.
И если на востоке болеет дитя,
идти и выхаживать, вновь наполняя здоровьем.
Если на западе иссякли у матери силы,
пойти и помочь ей в жатве риса.
Если на юге кто-то достиг края жизни,
пойти и сказать, чтобы он ничего не боялся.
Если на севере распри и склоки,
пойти примирить враждовавших.
В засуху смачивать землю слезами,
холодным летом скитаться по долам.
Пусть все остальные считать меня будут никчемным,
никто не заметит и не похвалит,
И все же таким человеком
хочу быть я.
Миядзава Кэндзи (1931)
– Да что с тобою все-таки творится в последнее время, Фло-тян?[1] – Киоко сделала глоточек пива и поставила стакан обратно на столик рядом с миской, полной стручков эдамаме[2].
– И правда, что у тебя стряслось? – спросил Макото, стряхивая пепел на тарелку с куриными косточками, и снова затянулся сигаретой. – Ты в последнее время ходишь поникшая.
Фло стиснула пальцами стакан с чаем улун и неестественно хохотнула:
– Поникшая? Да нет, все у меня отлично.
Киоко, Макото и Фло сидели за низеньким столиком в одном из уютных идзакая района Синдзюку[3], славившемся хорошим импортным пивом. Отправились они сюда сразу после работы. Фло поначалу пыталась отнекиваться от приглашения, ссылаясь на сильную усталость и нежелание очутиться в толпе горожан, любующихся цветением сакуры, ведь стоял самый разгар ханами[4]. Тогда Киоко цепко подхватила ее под локоток и препроводила к дверям конторы – точно охранник, выводящий из общественного места нарушителя спокойствия.
– Ты пойдешь с нами, – заявила она, не обращая внимания на вялое сопротивление Фло, – хочешь ты того или нет.
И вот, уже сидя в заведении, Фло не могла не признать, что очень даже рада оказаться где-то, кроме работы, дома или кафешки по соседству в компании ноутбука. Только эти три места и разнообразили ее жизнь в последние несколько месяцев. Поначалу Киоко с Макото предложили пойти в парк Уэно – посидеть на свежем воздухе под кронами цветущих вишен. Но когда Фло начала распространяться о том, сколь, по ее мнению, переоценивают цветение сакуры в сравнении с осенним роскошным убором кленов, Киоко прервала ее и настоятельно предложила навестить их любимый идзакая. Этот небольшой паб в традиционном японском стиле имел весьма скромное убранство с тростниковыми татами[5] и низкими простыми деревянными столиками. От табачного дыма, то и дело выпускаемого Макото, в воздухе стояла духота, даже при том, что этим вечером в заведении оказалось на редкость мало народу.
– Ты в последнее время прямо сама не своя, – произнесла Киоко, и на лбу у нее пролегла тонкая морщинка. – Никуда с нами больше не выбираешься! Не отвечаешь на мои эсэмэски. Даже каллиграфичка без конца справляется, почему тебя нет на занятиях. Мне пришлось соврать Чиё-сенсэй, будто ты заболела.
Фло ничего не ответила. Поставив на стол стакан с чаем, она проводила взглядом сизое облако дыма, что Макото неумышленно направил в сторону соседнего столика. Ужинавшие там две девушки недовольно поглядели на него, однако Макото этого даже и не заметил.