Холодный рассвет допроса
Холод проникал в кости даже сквозь толстую шерстяную рясу. Инквизитор Аврелий открыл глаза, встретив рассвет блеклым взглядом. Солнце, пробиваясь сквозь узкое окно его кельи, лишь подчеркивало скудость обстановки: жесткая кровать, деревянный стол, одинокий стул, распятие на стене. Он чувствовал себя таким же пустым и безжизненным, как и его комната. Бессонница снова терзала его. Образы, словно обугленные клочки бумаги, всплывали из темноты – лица тех, кого он приговорил. Их крики, их мольбы – эхом отдавались в его голове, несмотря на годы, прошедшие с тех пор.
Аврелий с трудом поднялся с кровати. Тело ныло, словно его били всю ночь. Он подошел к умывальнику, наполнил его ледяной водой и плеснул себе в лицо. Холод немного взбодрил, но не смог смыть ту тяжесть, что поселилась в его сердце.
Сегодня ему предстоял допрос. Юная женщина, обвиненная в колдовстве. Элиза, как ее звали. Имя звучало в его голове, словно проклятие. Он не знал ее, но уже чувствовал вину. Вину за то, что ему придется сделать. Вину за ту боль, которую он ей причинит.
Аврелий подошел к столу. На нем лежал раскрытый том “Malleus Maleficarum” – “Молот Ведьм”. Он взял его в руки, но отбросил с отвращением. Слова, написанные в этой книге, казались ему сегодня пустыми и лицемерными. Они призывали к жестокости, к беспощадности, к искоренению зла любой ценой. Но зло ли то, что они искореняют? И кто дал им право судить?
Он взглянул на распятие. Иисус, пригвожденный к кресту. Символ любви и прощения. Но где же любовь и прощение в их делах? Где милосердие в их судах?
Аврелий вздохнул. Он должен был собраться. Он должен был исполнить свой долг. Он должен был быть сильным. Но как можно быть сильным, когда в душе нет веры?
Он надел свою черную мантию инквизитора. Ткань была тяжелой и грубой, словно символизировала бремя, которое он нес на своих плечах. Под мантию он надел стальную кирасу. Защита от физической опасности, но кто защитит его от опасности духовной?
Он взял со стола инквизиторский молот. Длинная рукоять, тяжелая головка, окованная железом. Инструмент для выбивания правды. Инструмент для причинения боли. Он ощутил тяжесть металла в своей руке. Не только физическую, но и моральную.
Аврелий вышел из кельи. Коридоры монастыря были пустынны. Лишь слабый свет факелов освещал каменные стены. Он шел по ним, словно по лабиринту, не зная, куда он приведет его.
Он дошел до зала допросов. Дверь была закрыта. Он остановился, чтобы перевести дух.
– Аврелий? – голос за его спиной заставил его вздрогнуть.
Он обернулся. Перед ним стоял отец Франциск, его давний друг и коллега. Франциск был высоким и худым, с бледным лицом и проницательными глазами.
– Франциск, – кивнул Аврелий. – Что ты здесь делаешь?
– Я видел, как ты выходил из своей кельи, – ответил Франциск. – Заметил, что ты выглядишь… обеспокоенным.
– Я всегда обеспокоен, – усмехнулся Аврелий. – Это часть моей работы.
– Сегодняшнее дело… – Франциск запнулся. – Элиза… Ты уверен, что справишься?
– А ты сомневаешься? – Аврелий поднял бровь.
– Я не сомневаюсь в твоих способностях, Аврелий, – ответил Франциск. – Я сомневаюсь в твоем сердце.
Аврелий ничего не ответил. Слова Франциска задели его за живое.
– Ты слишком добр, Аврелий, – продолжил Франциск. – Ты слишком сострадателен. Это опасные качества для инквизитора.
– Я стараюсь быть справедливым, – возразил Аврелий.
– Справедливость и милосердие – разные вещи, – сказал Франциск. – Инквизитор должен быть справедливым, а не милосердным.
– Но что, если мы ошибаемся? – спросил Аврелий. – Что, если мы осуждаем невиновных?
– Мы не можем позволить себе ошибаться, – ответил Франциск. – Цена ошибки слишком высока. Если мы позволим ереси распространиться, она погубит нас всех.
