Ах, иначе в былые
года
Колдовала земля с небесами,
Дива дивные зрелись тогда,
Чуда чудные деялись сами…
Позабыв Золотую Орду,
Пестрый грохот равнины китайской,
Змей крылатый в пустынном саду
Часто прятался полночью майской.
Только девушки видеть луну
Выходили походкою статной, —
Он подхватывал быстро одну,
И взмывал, и стремился обратно.
Как сверкал, как слепил и горел
Медный панцирь под хищной луною,
Как серебряным звоном летел
Мерный клекот над Русью лесною:
«Я красавиц таких, лебедей
С белизною такою молочной,
Не встречал никогда и нигде,
Ни в заморской стране, ни в восточной.
Но еще ни одна не была
Во дворце моем пышном, в Лагоре:
Умирают в пути, и тела
Я бросаю в Каспийское Море.
Спать на дне, средь чудовищ морских,
Почему им, безумным, дороже,
Чем в могучих объятьях моих
На торжественном княжеском ложе?
И порой мне завидна судьба
Парня с белой пастушеской дудкой
На лугу, где девичья гурьба
Так довольна его прибауткой».
Эти крики заслышав, Вольга
Выходил и поглядывал хмуро,
Надевал тетиву на рога
Беловежского старого тура.[1]
[1] Николай Гумилёв.
Змей. У данного опуса имеется весьма занимательная концовка, но у
нас приличное, гетеросексуальное произведение! Особо
любопытствующие могут ознакомиться с ней самостоятельно.
Жизнь штука переменчивая: то дарит
радость, то бьёт исподтишка, а иногда и прямо в лоб! В общем,
испытывает нас на прочность самыми извращёнными способами.
Вот и мой маленький мирок в одночасье разбился о суровую
правду: перед очередным утренником я застукала Деда Мороза в тёмном
углу с бутылочкой коньяка. Приспущенная борода и жадное бульканье
«напитка для взрослых» говорили сами за себя. С тех пор я не
поцеловала ни одной лягушки, даже самой распрекрасной! Наверное,
зря. Возможно, кто-нибудь из них всё-таки превратился бы в
прекрасного прынца, и кривая дорожка обошла стороной...
Но дело, конечно, было не только в отсутствии заколдованных жаб,
коней (или иных транспортных средств) с прилагаемыми всадниками и
прочих представителей чудесной любви, что так трепетно ждёт каждая
уважающая себя девушка. Я тоже хотела чего-то в этом роде, но,
видимо, недостаточно ретиво, предпочитая тратить время на милое
сердцу дело, нежели на эксперименты в области лобзания земноводных.
Кто же знал, что невинное увлечение приведёт к более чем тернистому
пути!
Любовь к старинным песням случилась внезапно и насовсем:
случайная задержка в институте по делам подруги, неосознанно
выбранный маршрут мимо фольклорной лаборатории, вскользь уловленная
между пустой болтовней удивительной красоты песня… и всё, я
пропала. Сама не знаю почему, но древнее славянское наследие
безумно привлекало, хотя раньше я не отличалась особой страстью к
данной теме. Возможно, всему виной наши популярные исполнители
«народной» песни, у которых от истоков остались в лучшем случае
слова, а в худшем кокошник со стразами. То, что я узнала, в корне
отличалось от всего этого, оно поражало своей красотой, сложностью
и вызывало удивительный трепет в районе желудка. Не знаю как у
других, но у меня почему-то за сильные эмоции отвечает именно он.
Случилось даже то, что я, которая плевалась ядом на уроках вышивки
в школе, сшила себе костюм. О, эти бесконечные часы за ткацким
станком, слезящиеся глаза и отваливающаяся поясница! Но чего не
сделаешь ради себя любимой.
Проигнорировав все советы досточтимого папы относительно
максимально полезного использования времени (пение в число
серьёзных дел не входило), я стала пропадать на репетициях и
дополнительных занятиях. Чем глубже погружалась в мир древней
культуры, тем меньше хотелось из него выплывать. Поэтому, получив
диплом о высшем образовании, я не поехала с сокурсниками на базу
отдыха с большой долей риска утопления в нетрезвом виде, а, очертя
голову, рванула в Сибирь на фестиваль Солнцестояния.
