Афанасий Федорович вбежал в приемные покои губернатора, задыхаясь. Секретарь тотчас вскочил и выпучил глаза.
– Господин коллежский асессор!
Болван! Так и не научился делать в присутствии начальства приличествующий вид!
Понимая, что выглядит странно и несолидно, Афанасий Федорович злился и искал, на ком сорваться.
– Николай Иванович у себя? – спросил он, пытаясь выровнять дыхание.
– У себя-с.
– Так доложи, дубина стоеросовая! – гаркнул Тухачевский.
Секретаря как ветром сдуло.
Через мгновение из кабинета выбежал Кочетов и, взглянув на предводителя дворянства, выпучил глаза точь-в-точь как секретарь Пузырев.
– Господи, Афанасий Федорович! – всплеснул он руками.
Не дав губернатору засыпать его вопросами, Тухачевский схватил Кочетова за рукав и почти затолкал обратно в кабинет.
– Да что случилось-то, господин Тухачевский? – попытался сопротивляться губернатор.
– Тише, умоляю, – прошептал Афанасий Федорович, запирая за собой дверь кабинета.
Прислушавшись, не припал ли секретарь к замочной скважине, он повернулся к губернатору.
– Посольство уже выехало?
– С ночи в пути, – недоумевающим тоном отозвался Николай Иванович.
– Надобно вернуть. Посылайте нарочного.
– Да что произошло в конце концов? – прошипел губернатор, белея лицом.
– Вчера ночью император Павел Петрович преставились.
С минуту губернатор оторопело смотрел на предводителя.
– Нельзя мешкать, Николай Иванович, – взял его за плечо Тухачевский. – Ежели мы сейчас со своим подарком…
– Да как же? Да с какой стати ему умирать понадобилось?
Тухачевский притянул к себе Кочетова и прошептал в самое ухо:
– Не своей смертью будто бы. Заговорщики.
Николай Иванович на мгновение закрыл глаза. Ужас какой! Даже представить этакое страшно! Но Тухачевскому можно верить на слово! Кто-кто, а Афанасий такие новости завсегда первым узнает. Тем и полезен.
– Пресвятая Богородица, спаси и помилуй мя!
Дрожащей рукой Николай Иванович перекрестился и, взяв себя в руки, решительно шагнул к двери.
– Тотчас капитана Власова ко мне!
Тухачевский отошел к окну и стал смотреть, как по утоптанному грязному снегу как раз напротив губернаторской канцелярии народ спешит на другой берег Волги. Пока вглядывался, посыпал мокрый снег, и картина сразу будто пеленой подернулась. Даже ближнего высокого берега не стало видно в мутном мареве мартовского утра.
Да, паршиво начинается тысяча восемьсот первый. Зима была мерзкой, а теперь кажется, что и весна будет не краше. Кто знает, что их ждет впереди. Эх, Кострома-Костромушка, сколько бед тебе еще пережить доведется.
– Костовстреха, одним словом, – прошептал предводитель дворянства и тяжело вздохнул.
Возок несся по московскому тракту почти без остановок. Хоть и скакала рядом вооруженная охрана, а все ж таки береженого, как известно, бог бережет. Шутка ли! Подарок самому императору везут! Поэтому, несмотря на отвратность мартовских дорог, скакали что есть мочи и останавливались лишь на короткое время: по малой нужде сходить.
Лошадей собирались менять уже под Переславлем, а пока нахлестывали этих, гнедых да быстрых.
Неожиданно послышались крики, в окошко возка постучали.
– Ваше сиятельство!
– Что еще? – крикнул через стекло Петр Петрович.
И зыркнул глазом. Чего, мол, балуешь!
– Гонится за нами кто-то! – крикнул начальник конвоя и указал назад.
Приоткрыв дверцу, Петр Петрович высунулся и всмотрелся в серую снежную муть позади.
– Что? – дернул его за рукав шубы митропо лит.
– Не разберу.
– Приказания какие будут, ваше сиятельство?
– Да погоди ты! – прищурился Петр Петрович, славившийся острым зрением. – Это вестовой вроде или нарочный! Гляди: лошадь казенная и форма… вроде как из губернаторовой охраны… подождать надобно, вдруг важное что передать забыли.
