Бесовская банда - Сергей Зверев

© Зверев С.И., 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Ранним туманным утром Варнака разорвало вражеским снарядом. И все, нет теперь Варнака.

Ох, сколько же этих снарядов у германца! Русская пушка пару раз в день выстрелит. А тевтоны ровно по часам грохотать начинают и снарядов не жалеют. Земля трясется, комья летят. Перепахиваются позиции. Кажется, никто не выживет. Но православные выживать приспособились, так что с этих артобстрелов потери не так уж и велики. Но вот только страх канонада нагоняет лютый, и привыкнуть к ней не получается. И так день за днем.

Но иногда снаряд все же найдет русского человека. Вот как сейчас – Варнака.

Испытывал ли товарищ убитого Гордей Бекетов по этому поводу горе или хотя бы сожаление? Нисколько. Только лишь одно чувство неудобства, которое повлекла за собой эта кончина.

Эх, не успел Варнак совсем немного. Хотели они с Бекетовым в ближайшие дни заканчивать с опостылевшей войной. Каким образом? Сперва думали перебежать к германцу. Ну а что! Многие перебегали, поскольку германец обещал пленных сытно кормить, да еще неплохо платил за принесенное с собой оружие и снаряжение. Даже поговорка ходила по окопам: «За горох и чечевицу убегаю за границу». Но передумали. Боязно как-то с этими немцами связываться, все же непонятный они народ, не свой. Лучше уж в тыл. Теперь придется Бекетову идти одному. Сегодня же. Смерть Варнака – это божий знак, означающий, что пора бежать. Еще одной зимы в окопах не выдержать.

Бекетов погладил себя по пузу, где в матерчатый пояс были вшиты трофеи с мародерки. Мародерничал он вместе с Варнаком. Тот был родом с Урала, и все его предки и земляки веками занимались разбоем на большой дороге, за что их клеймили, вешали, пороли, выселяли. Но они все равно возвращались в свои места и продолжали разбойничать.

Первые годы войны за мародерство и расстрелять могли. Но порядок уже давно не тот. В окопах брожение. Никакие военно-полевые суды не помогают. Надоела всем война. Надоели офицеры. Надоел и сам царь батюшка. У всех была страшная усталость от окопов. И еще людьми овладевало предчувствие какой-то грандиозной грядущей перемены.

Некоторое время назад сам Бекетов испытывал дичайшую, корежащую душу злость – на войну, на командиров, на царя. Теперь осталась лишь пустота. Бездонная пустота, в которой копошилась алчная и жестокая тьма.

Солдаты бежали от войны, как только могли. Никто не хотел умирать. Дезертирства стали массовыми. А еще пошла мода на самострелы. Пальнешь себе в кисть левой руки, и пусть ее хирург оттяпает, но зато домой отправишься. Но вот только военные врачи научились почти безошибочно выявлять самострелы, так что часто кончались подобные забавы военно-полевыми судами. Как-то Бекетов по пустяковой ране попал к медикам. Так уставший доктор поведал, что нынче каждое пятое ранение у солдат – это самострел.

А как все красиво начиналось! Как в первые дни войны в порыве верноподданнического патриотизма толпы добровольцев рвались наказать зазнавшегося тевтона! И что теперь эти добровольцы думают о своих недавних высоких душевных порывах, если, конечно, живы?

Война, будь она проклята! Низкое, давящее серое небо. Холод. Грязь. Канонада. Передовая. И ставший домом окоп. Впереди – колючая проволока, заграждения. А за ними немцы. Наверное, не такие уставшие. Более сытые. Если у них столько снарядов, то консервов, по всей вероятности, никак не меньше.

От мыслей о консервах заурчало в животе. Бекетов вздохнул. Приподнялся так, чтобы ненароком не выглянуть из-за бруствера и не стать жертвой шальной пули. Сжал сильнее трехлинейную винтовку Мосина. Поморщился – в боку стрельнуло. Все же тридцать восемь лет вчера стукнуло. А это уже давно не тот возраст, чтобы без последствий для здоровья мерзнуть по окопам.