Генерал Суровый не любил женщин. Точнее не так, любил, но железно молчаливых, даже немых, и смотрящих строго-настрого в потолок во время этого дела. Ну, к чему романтические шашни, танцы с бубнами и веники, когда цель оправдывает средства. Вот именно средства. А не ту фигню, которой ныне баловалась молодежь. Разговоры, вздохи, свидания, цветы, т-фу…
Но когда его последняя любовница Дашенька собрала чемодан, разбила мамину вазу и собралась хлопнуть дверью, генерал снизошёл и даже превзошёл себя и спросил-таки ее, а в чем собственно дело. Может ей этой самой фигни не хватало? Ну, что ей было не так? Деньги рекой, возможностей горы, подарки от него сплошные кисельные берега.
Дашенька едва дышала.
– Что не так? – фыркнула она угрожающе, зависнув на пороге, словно вертолёт, с которого сейчас посыплется спецназ уничтожать оборону противника.
Генерал весь подобрался. На всякий случай.
– А все не так!!! Ты вот скажи, – Дарья грозно сверкнула глазами. – Ты мне куни, когда-нибудь делал?
Генерал приосанился и начал готовиться к глухой обороне.
– Не знаешь такого слова? Верно? Ладно, – дверь угрожающе скрипнула петлями, так как открылась шире. – Дремучий лес. А мне ты хоть раз в рот давал?
– Что, – взревел генерал, так словно его любовь только что кто шлюхой обозвал.
– А вот что! – взвизгнула та. – Да, ты любовью даже не занимаешься! Ты же всегда так напряжен, что жопу не можешь расслабить под одеялом. Ты себя со стороны видел? Ведь такой недоступный, ой-ой-ой, всегда в напряжении. Лицо суровое!!! Каждое движение в постели, как в строю. Ты же будто маршируешь, как на параде, а не трахаешь. А на меня как ты смотришь, а? Как смотришь на меня? Я хочу нежно, ласково, а ты будто заставил отжиматься роту мужиков. Я не мужик!!!
Дарья взвизгнула. Генерал грустно вздохнул. Черт знает, как себя вести с этими бабами. Наорать на нее – уйдет, отступить – в конец обнаглеет. А в переговорах он не мастак.
– Дарья, ведь я никогда тебя не строил, – произнес он, точно сапер.
– Конечно, не строил. Ты построил всех вокруг, – любовница взвыла. – Господи, да ты даже не знаешь, что такое анальный секс!
Суровый набычился и помычал: – Знаю я, что такое…
Любовница пнула дверь и так распахнулась, гневно заглянула ему в глаза, и бросила последнюю гранату.
– Я вообще-то не про себя.
Пару секунд в комнате стояла пронзительная тишина.
Генерал Суровый мужественно присобачивал слова бывшей любовницы к смыслу и к ней, те никак не присобачивались, затем осознал, что нужно к бессмысленности и к себе. Покраснел, посуровел, а затем взорвался.
– Поясни, – порычал он, чувствуя, как сильно хочется ослабить воротник, а кулаки и так уже сжались, и сжимать их сильнее, больше некуда.
– У мамы своей спроси, – отозвалась Дарья, шурша колесами чемодана за порогом дома.
Дверь плавно заскользила назад и захлопнулась.
– Я же говорила тебе, шлюха. А ты нет мам, она приличная девушка.
Генерал обернулся на слова, увидел свою престарелую мать, и ничего не сказал. Лишь вздохнул, считая, что обсуждать подобные вопросы лишнее, и вообще его мама давно уже старый человек, ездит в инвалидной коляске, страдает забывчивостью, плохим зрением. Не будет же он с ней обсуждать проблемы. А между тем Ада Суровая полезла в вязанный кармашек кофты и достала оттуда трясущейся костлявой рукой визитку.
– На ко возьми, – произнесла она, совершенно не старым голосом, а вполне волевым и генеральским. – А то я помру и внуков так и не увижу. О чем речь? Хотя бы жены твоей, которая родит.
– Что это, – спросил он, беря в руки розовый кусочек картона, пропитанный фруктовым ароматом с отпечатанным на нем золотом бананом и ртом. – Банановая лавка?
