Я и мой жених Антон решили перед свадьбой устроить себе десять дней незабываемого отдыха. Не сказать, что мы торопились расписаться, больше всего хотели увидеть мир. Мы отдыхали в Турции два года назад, нам очень понравилось, а теперь пожелали посмотреть Дубай. Но есть ещё одна причина, почему мы так торопились уделить друг другу чуть больше времени. Из-за войны побоялись расстаться навечно.
Спустя семь дней не сказать чтобы впечатляющего отдыха в Дубае мы в поисках лучшего решения сидим в номере отеля как на иголках. Родители Антона звонили позавчера и предложили остаться в Эмиратах ещё на какое-то время, в России началась мобилизация, и многие в панике уезжают к родственникам ближайших стран. Родители побоялись потерять своего единственного сына на войне и молят Антона остаться в Дубае. Но как долго? Мы ведь в Эмиратах не в гостях. Если решим остаться, то нам придётся искать работу. А где и какую, я представить не могу.
Я вижу сомнения Антона, всё же там, в Санкт-Петербурге, у него квартира, работа, родители. А здесь мы чужие и никому не нужные. Но есть большая вероятность, что его призовут, и никуда от этого не денешься. И где уверенность, что он вернётся? Там сейчас столько людей погибает. И идеи, как назло, хорошей нет.
– Антон. Давай выйдем и прогуляемся? Наступил вечер, и на улице, возможно, нет такой жары.
– Ничего не хочу. Зря мы приехали в Дубай.
– В смысле?
– В прямом.
Я хмурюсь. Он винит меня в чём-то? Но я ведь не настаивала, мы вместе решили купить путёвку.
– Сидеть в номере тоже не вариант, – добавляю как можно мягче. – Может, прогулка поможет нам найти лучший выход из положения?
Антон принимается расхаживать по номеру, сцепив руки за спиной. Я сижу на кровати перед наполовину упакованным чемоданом и нервно наблюдаю за ним. В последние дни он сам не свой, плохо спит, потерял аппетит, часто вздыхает и ничто его не радует.
– Такой, как я, служивший в танковых войсках, самый первый должен быть на передовой. Меня ещё в начале года призывали, но у отца был приступ, а мать — инвалид, ты знаешь, я отмазался. А сейчас? Когда стали больше призывать, я останусь в стороне, как трус?
– А ты хочешь убивать и сам погибнуть?
– Нет, – рявкает Антон и тут же берёт себя в руки. – У меня столько родственников на Украине по отцовской линии. Тебе хорошо, ты из детдома, тебе не за кого переживать…
– Если у меня никого нет, это ещё не значит, что я не волнуюсь и не боюсь, – повышаю голос. – У меня есть ты. И если бы мне было плевать на тебя, то я сейчас не ломала бы голову над тем, как тебе помочь.
– Да нечем помогать. Господи. Идиоты. Какие же эти политики идиоты. Сами бы вышли да поубивали друг друга.
– Война как перетягивание каната: выигрывает та команда, у кого сил больше, а сюда входит не только боевая мощь, но и деньги. Ты же знаешь, за войной всегда стоит какая-то особая цель. И кто знает, что эти политики между собой решили.
– Ну а ты что предлагаешь?
– Тебе решать. Давай всё же выйдем и прогуляемся. А потом ещё раз позвоним твоим родителям.
– А толку звонить? Я не знаю своих родителей, что ли? Раз сказали не возвращаться, то с чего вдруг они передумают? Ладно, идём на прогулку. Я тоже устал тут сидеть и раздувать скандал.
Так он считает наш разговор раздуванием скандала? Не знала, что словесную перебранку или спор можно причислять к скандалу. Мы лишь ищем решение создавшейся проблемы. Он не хочет быть трусом и воевать отказывается. Я тоже не горю желанием отпускать его на войну, и смерть мне его не нужна, да и кто её жаждет? Всё это слишком тяжело, и сделать выбор не так просто.
Мы выходим из прохладного отеля в жаркий вечер. Солнце склонилось к горизонту. Горячий ветер задувает мне под длинную юбку и бросает в жар. И всё же это лучше, чем сидеть в номере и смотреть из окна на город, что ослепляет и восхищает своей помпезной роскошью. Придерживая соломенную шляпку рукой, я поднимаю голову и в который раз очаровываюсь небоскрёбами. Жёлтый закат окрасил их в золотистый цвет, точно припорошил золотой пылью, и они засверкали ярче, чем днём.